Лонгин ухватился за щеку, словно у него болели зубы.
— Что ж это ты, Странник? — чуть ли не жалобно сказал он и, не дождавшись ответа, сердито спросил:
— Бить-то зачем было?
— Иначе нельзя, — ответил один из охранников. — Больно сильно дерется.
Тем временем она обвела пристальным взглядом всех присутствующих, точно выискивая кого-то, и на лице ее появилось подобие улыбки.
Это обстоятельство очень не понравилось епископу.
— Ты! Женщина! — сурово произнес он. — Почему молчишь? — Так как она продолжала молчать, он продолжал говорить. — Ты низко обманывала короля, нас всех и многих других на протяжении долгого времени. В этом твоя вина не вызывает сомнения. Кроме того, ты обвиняешься во многом худшем, о чем тебе предстоит дать исчерпывающие показания. И ты понесешь заслуженную кару, не сомневайся!
Последовала длительная пауза.
— У тебя что, язык прилип к гортани?
Улыбка стала шире.
— Развяжите руки. Иначе я не буду говорить. — Она облизнула кровь с губы. Голос ее звучал глухо. — Или испугались?
Рыцари возмущенно переглянулись. Действительно, столько вооруженных мужчин…
— Развязать? — неуверенно спросил Лонгин.
Наследник кивнул.
Кинжал разрезал ремни. Растирая запястья, она заметила:
— И еще я не желаю разговаривать стоя.
— Ты! Как смеешь? Или не видишь, перед кем…
— По-моему, это вы хотели беседовать со мной, а не я с вами.
Раймунд догадался, что именно изменилось — исчезло всепобеждающее обаяние Странника. Эта женщина вызывала раздражение.
Принц прервал назревающую перебранку.
— Дайте ей табурет.
— И пусть стражники станут за спиной, чтобы не сотворила чего, — добавил епископ. — Теперь не следует ли тебе начать отвечать на наши вопросы?
— Теперь мне следует самой задать вопрос — зачем меня сюда приволокли?
— Нет, какова! — воскликнул Унрик.
Епископ положил ему руку на плечо:
— Ах, ты желаешь допроса по всей форме? Дойдет и до этого. А пока что назови свое имя.
— Я не делаю из него тайны. Адриана из Книза.
— Почему же ты, Адриана из Книза, оставила данное тебе при крещении, и приняла другое?
— Других имен я не носила. Клички, придуманные людьми, — не в счет.
— Ради чего ты обманывала меня и многих достойных людей?
— Ради блага королевства, преподобный отец! И за это меня следовало бы наградить, а не тащить связанной!
— Не тебе судить о благе королевства!
— Я и не судила. Я его делала.
— Лучше отвечай как положено, — сказал Лонгин.
Она только чуть повела глазами.
— А! Достойный граф! Вместе мы с тобой против попов воевали, а теперь ты с попами превосходно спелся!
— Я еще раз спрашиваю — с какой целью ты, под именем Странника, проникла в королевское окружение?
— Я туда не проникала. Меня туда позвали.
— Дайте я спрошу, — Унрик привстал, — зачем ты покинула армию во время военных действий?
— А нечего было бросать раненых на поле боя!
— Ты все время уклоняешься…
— Нет, это вы уклоняетесь! Я спросила, зачем я здесь, а мне еще никто не ответил.
— Мы все время ходим вокруг да около, — сказал епископ, — а до самого главного никак не доберемся. Пора бы уже… — он обращался непосредственно к наследнику.
— Хорошо. Пусть он войдет.
Сидящая на табурете не пошевелилась, но Раймунду показалось, будто что-то в ней напряглось.
Вошел, точнее, влетел Даниель Арнсбат. Его волосы были взъерошены, руки сжаты в кулаки. Удивительно — напряжение тут же отпустило допрашиваемую.
— Значит, это ты донес? — спросила она словно бы с любопытством.
Даниель быстро посмотрел в ее сторону, но не успел ничего сказать.
— Благородный Арнсбат, — епископ снова взял нить допроса в свои руки, — ты узнаешь обвиняемую?
— Да.
— Можешь подтвердить это под присягой?
— Да! Да!
— Тогда повтори свое обвинение.
— Я утверждаю, — голос его дрогнул, однако он продолжал говорить, — да, утверждаю, что эта женщина — ведьма! Что она проникла в Абернак, чтобы извести государя нашего короля… Когда же я узнал ее, она сделала так, что я не смог помешать ей, и своим колдовством лишила меня сил и рассудка! И она пользовалась этим, чтобы навести порчу на короля, ибо король заболел после того, как она появилась в свите. И я ничего не мог сказать — уста мои были запечатаны! Да, она ведьма, ведьма, ведьма! Многие видели, как она погибла, а теперь она стоит здесь, живая и невредимая!
— Достаточно. Ну, а ты, женщина, узнаешь этого человека?
Адриана, выслушавшая всю предыдущую тираду, склонив голову набок, ответила:
— Узнаю.
— И что ты скажешь на его обвинение?
— Скажу, что его не надо было лишать рассудка. У него такого никогда не было. — И вкрадчиво обратилась к Даниелю: — Ты помнишь, что я тебе обещала?
— Нет, теперь я буду говорить, а ты слушать! — Он шагнул к ней. Она чуть приподнялась, и тут же лапы охранников опустились на ее плечи. — И все будут слушать! Эта проклятая имела надо мной власть, но сейчас я освободился, слава матери-церкви! Я освободился, ты слышишь! Добрые судьи, не давайте ей отвечать! Каждое ее слово — ложь, на языке ее яд, она знает заговор, чтоб делать людей одержимыми… Я и сам плакал, когда думал, что она умерла, а это был обман, как и все, что она делает! Я был сам не свой, но теперь дьявольское наваждение миновало! И когда я увидел, как она на пожаре стоит и болтает, как ни в чем не бывало, я уже не сомневался, что скажу людям все! Добрые судьи, убейте ее! Нельзя так, чтобы дьявольская распутница торжествовала, а честные люди… — он что-то проглотил и, еще приблизившись к ней, выдавил: — Я довольно мучился, теперь помучайся ты!
В ответ можно было ожидать взрыва ругательств, однако она только тихо сказала:
— Ну, теперь тебе не жить… — и это подействовало сильнее, чем любые проклятия.
— Смотрите! — закричал он. — Демоны появились по ее бокам, они высунули языки и кивают головой! Нежели вы не видите их? Она напускает порчу, она шепчет заклятия! На дыбу ее, пока она не погубила всех!
— Уж не припадочный ли он? — негромко спросил Раймунд, и это были первые слова, которые он произнес вслух. Он знал об общем брезгливом отвращении, которые вызывают эпилептики.
Действительно, Даниеля трясло, и в углах рта, казалось, вот-вот выступит пена. Все же он услышал вопрос.
