— Мисс Талертон, ремонт у нас в отделе закончен, можете переезжать хоть завтра. Если не боитесь запаха краски…
Краску Лиз не жаловала, но оставаться в одной комнате с Джейком тоже не хотела. После вчерашнего поцелуя она не могла разобраться в собственных чувствах. Что такого уж странного произошло? Ее не раз целовали и прежде. И даже более безудержно и страстно. Только вот ни один поцелуй не потряс ее до такой степени. Ей даже захотелось его повторить, чего прежде с ней никогда не бывало.
Решив, что стоит ей лишь отсюда убраться, как все образуется, она попросила завтра же перевезти ее обратно. Джейк упрямо сжатыми губами корректно пожелал ей счастливого пути, избегая смотреть в глаза.
На следующий день в десять часов утра он уже сидел в своем кабинете в тоскливом одиночестве.
7
Наступило лето, а с ним и сезон отпусков. Джейк провел его неподалеку — на побережье Сан-Франциско, куда добрался своим ходом и жил в мотеле на берегу океана. Было жарко, по ночам душно, но он упорно не включал кондиционер, делая все, чтобы физические неудобства хотя бы временами затмевали неудобства душевные. Больше всего ему досаждали сны, главным персонажем в которых была Элизабет Талертон. Джейку стоило большого труда поутру забыть их и хотя бы попытаться вести себя как ни в чем не бывало.
Вокруг мотеля разросся полудикий сад, в котором Джейк по утрам во время очередной пробежки срывал сочные персики с душистым густым ароматом и нежным вкусом. Они настолько отличались от тех, что продавали в Сиэтле, что он всерьез стал подумывать о переезде куда-нибудь поюжнее.
Последней ночью в Калифорнии ему не спалось. В комнате было душно и влажно, не спасал и работающий на полную мощь кондиционер. Чертыхнувшись, Джейк вышел в сад. Окружающие его остроконечные вершины гор слились с черным бархатным небом. Понять, что это небо, можно было лишь по крупным ярким звездам, мерцавшим в вышине.
Теплая южная ночь со всех сторон обволакивала ароматами незнакомых пряных трав и цветов. Джейк устроился под раскидистой яблоней, под тяжестью спелых плодов склонившей ветки до земли, образовав своеобразный шатер, и замер, уткнувшись подбородком в согнутые колени. Дышать было тяжело: день был на редкость жарким и зной еще стоял в воздухе. Думать ни о чем не хотелось. Мечтать — тоже. О чем мечтать? Ему и так хорошо. Просто надо гнать от себя глупые фантазии, вот и все. Рецепт простой, проще не бывает…
Чуть видневшийся из-за деревьев мотель с гревшими душу желтыми огоньками окон постепенно погрузился во тьму. Все постояльцы легли спать. Но он упрямо продолжал сидеть на прогретой земле. Ночь шептала истории на своем, непонятном людям языке. Он внимательно вслушивался во все громче звучавшее пение то ли цикад, то ли лягушек, подсознательно надеясь на подсказанный природой выход из удручающего житейского тупика, в который ненароком угодил, но жизнерадостный хор не рассчитывал на непосвященных слушателей — он пел исключительно для себя.
Ночь тянулась безобразно долго, и казалось, что ей не будет конца, как и черной полосе в его жизни. Но вот с гор повеяло свежестью сосновых лесов, легкий ветер с океана принес легкую прохладу, заставив рассеяться удушливую духоту; лучистые звезды начали меркнуть, гаснуть — и на горизонте медленно посветлело.
Чернота беспросветной ночи плавно уступила место розовому восходу, и первые лучи солнца подсветили горы животворным светом. На небо стремительно выкатился огромный золотой диск, согрев все вокруг приятным, нежарким теплом. Сад и окрестные горы, заросшие густыми лесами, зашевелились, встряхнулись и звонко запели. Казалось, поет каждый кустик, деревце и травинка.
На сердце у Джейка тоже полегчало. Густая вуаль уныния, заволакивавшая душу последние годы, если и не рассеялась, то стала гораздо легче, тоньше, и ему показалось, что ее без труда можно разорвать, навсегда избавившись от давящего морока. Душу охватило ожидание неизбежного чуда. Это неестественное чувство заставило его вздрогнуть и к чему-то прислушаться. Издалека, что-то неясно обещая, ему послышался мелодичный голос Элизабет.
Вскочив, он повертел головой, старательно слушая окрестный гомон, но ее голос больше не слышался. Решив, что так можно и с ума сойти, он встряхнулся, отгоняя галлюцинации, и пошел в мотель завтракать.
После отпуска, открыв дверь кабинета, он с чувством утраты посмотрел на то место, где пару месяцев назад стоял стол Элизабет. Нехотя включил компьютер, и тут в кабинет вошел шеф, который был настроен на редкость благодушно.
— Привет, Джейк? Как отдохнул?
Услышав в ответ стандартное «нормально», принялся с удовольствием рассказывать, где был он сам, чем занимался, и перемывать косточки всем друзьям и знакомым. Минут через десять он дошел и до мисс Талертон, заставив Джейка неосознанно напрячься:
— Насколько я знаю, она отдыхала на Таити. Коралловый риф, ты же понимаешь? Белый песок, бунгало — и никого вокруг. Кроме прислуги, разумеется.
Джейка же интересовал только один вопрос: с кем она там отдыхала? Ему очень хотелось задать этот сакраментальный вопрос, но он сдержался, не желая обнаруживать своей явной заинтересованности.
Поболтав еще с полчасика, Питер Хенчли гордо удалился, будто сделал доброе дело, а Джейк яростно принялся за работу, стараясь стереть из своей головы ненужные вопросы. Но работать пришлось недолго, к нему в кабинет ворвался Оливер с панической просьбой:
— Джейк, выручай! Тут меня миссис Маккартни домогается, опять у нее что-то стряслось! Генриха в дирекцию вызвали, сходи ты, будь другом!
Джейк поежился. Он прекрасно помнил ярко-малиновый рот, норовивший впиться в его губы.
— Сюзанна в отделе одна?
Брукс судорожно оглянулся, как будто миссис Маккартни уже стояла за плечами, готовясь как вампир вонзить острые зубки в его бедную шею:
— Не знаю. И выяснять не хочу! Иди ты, тебе все равно терять нечего, ты холостой!
Джейк сердито чертыхнулся. Можно подумать, быть холостяком — это непристойный порок, а не свободное волеизъявление! Но, понимая, что Оливер все равно не пойдет, встал и двинулся на вызов.
Придя в экономический отдел, первым делом невольно взглянул на пустой стол Элизабет. Синий плоский монитор безжизненно молчал, окруженный цветущими голубыми фиалками.
Краем глаза выхватил сидевшую за своим столом и бодро улыбавшуюся ему миссис Келвин и успокоился. Уж при ней-то Сюзанна свои коготочки выпускать не посмеет. Несравненная дива, увидев вместо Брукса более интересующего ее Форреста, плотоядно облизнулась. Шустро вскочила, демонстрируя тонкую талию и загорелую кожу. Хотя, на взгляд придирчивого Форреста, ее наряд, состоявший из слишком узкой юбки и легкой полупрозрачной блузки, заправленной внутрь, подчеркивал раздавшиеся бедра и слишком большую грудь. Но что он понимает в женской красоте? Ему бы сбежать отсюда поскорее…
Пустив его на свое место, миссис Маккартни плаксиво пожаловалась:
