Час от часу мне не легче!
— Слушай, Коля, а может, это террористы? Они выстрелили в
нее иглой отравленной, а выносить тело сразу почему-то испугались. Решили
оставить ее до утра, а тут я нежданно пришла.
— Ты? Нежданно? В свою квартиру? Любой должен был знать, кто
хоть однажды следил за тобой. В том-то и дело, что не было никакого тела, —
стал выходить из берегов Николай. — Препарат начал действовать через сорок
минут. Явись ты чуть позже, нашла бы в своей квартире девицу, но спящую. И не
было бы никакого трупа, думаю я. Неужели не ясно: ее не травили, ее усыпляли.
Какого хрена было ее толкать?!
Мне эта мысль понравилась, но поделиться своим впечатлением
я не успела — Коля продолжил:
— Есть множество средств, которые валят с ног человека, как
комара. Раз девице ввели именно тот препарат, значит, именно сорок минут
кому-то понадобились. А кому? Кому, спрашиваю тебя?
— И совершенно напрасно спрашиваешь. Этого я знать не могу.
Сами ответы ищите. Лично меня интересует совсем другое: сколько теперь мне
дадут?
Коля опешил.
— Чего дадут?
— Лет, конечно, не медалей же. Речь о сроке, на который меня
упекут за убийство девицы.
— С ума сошла? — возмутился Коля. — Может, еще прикажешь и
показательный суд над тобой устроить?
— Не прикажу, — не смея радоваться победе, промямлила я.
— Уж знаю, вам, женщинам, лишь бы оказаться в центре
внимания. Забудь и даже не думай об этом. Это несчастный случай. Для тебя
вообще нет никакой девицы! — рявкнул он, ни к месту зверея. — И не было
никогда! И не может быть! Да и как тебя прикажешь судить? — искренне поразился
он.
«Да, как?» — я тоже не представляла, чувствуя себя ангелом.
А Коля, не ведавший о моих мыслях, воскликнул, косвенно их
подтверждая:
— Как судить и сажать, когда против тебя нет ни одной
улики?!
Со всей справедливостью, данной природой, я рассудила:
"А ведь и действительно, улик на меня нет, ни одной. Постаралась семейка
ради квартиры: ковер основательно Капа отмыла средством секретным, капсулу
из-под снотворного Коля у меня давно отобрал, а труп отбыл с парнем в кожаной куртке.
Да-а, раз в жизни собралась совершить благородный поступок, сдаться в руки
властям, и надо же, мне не дали.
Нет улик! Ведь наберись я храбрости и расскажи, в какой
переплет угодила, ну никто не поверит!
Только пальцами потычут в меня: крыша, мол, поехала".
— Ладно, буду молчать, — нехотя сообщила я Коле. — Но
награду-то хоть мне какую дадут?
Он искренне поразился:
— За что?
— Как, за что? Я вам столько преступлений раскрыла: убийцу
трупа нашла, на голограмму вас вывела, на террористов вам указала, да и на
американцев работала с риском для жизни. А девица в сарае, это вам что, если не
подвиг? А стул этот чертов? Выходит, столько страданий, и все козе, что ли, под
хвост? Коля проникся сочувствием.
— Почему под хвост, — сказал он, отечески поглаживая меня по
голове, — принесла пользу Родине. За это тебе разрешено перевести деньги со
счета в Швейцарии на счет в Петербурге.
— Ну, спасибо! Все в Швейцарию переводят, а я в Россию! Щас!
Разгонюсь! Там и будут лежать! Лучше скажи, что на той голограмме? Неужели
Кази-меж запечатлел там свое открытие?
— Не твое дело, — зло отмахнулся Коля, на том и расстались.
Без грамот, без орденов, без медалей…
Глава 51
Прошло несколько месяцев — Казимеж не объявлялся, но я все
ждала и вздрагивала от любого звонка. Коля тоже пропал и не спешил сообщать,
что было на той голограмме. Впрочем, он и не обещал.
Казимеж тоже, вроде, ничего не обещал. Но с другой стороны,
разве он не понимает, что счет в банке накладывает на него определенные
обязательства?
Короче, я ждала с его стороны решительных действий и
дождалась. Гануся справляла свой маленький юбилей и созвала всех подруг. В
самый разгар праздника она вдруг вручила мне свою мобильную трубку, игриво
шепнув:
— Тебя. Приятный мужской голос.
Да, это был мой Казимеж!
— Муза, любимая, — радостно воскликнул он как ни в чем не
бывало, словно мы с ним расстались вчера. — Как дела? Как здоровье? Закончились
твои неприятности?
— Почти, — сообщила я и, капнув слезой, пояснила:
— Ты снова пропал, Казимеж, родной. То тебя убивают, то ты
не звонишь. Ты ли это вообще? Никак не могу поверить.
— А если увидишь — поверишь?
— Увижу?! — радостно завопила я. — Ты хочешь сказать, что
это возможно?
— Возможно.
— А как?! Где?!
— Спустись вниз — узнаешь.
Я схватила с вешалки свою сумку, лисью шубу и вылетела из
квартиры Гануси. На первом этаже не было света. Это меня насторожило. Я
сбросила темп, а затем и вовсе остановилась, повисла на перилах и крикнула в
темноту:
— Ка-зя! Ты где?
Он ответил по-польски:
— Я здесь, Муза, я тебя жду.
Секунда, и я погрузилась в его объятия.
— Муза…
— Казя…
— Муза, любимая…
— Казя, милый…
Его руки, его губы, его голос…
Я потащила Казимежа под свет фонаря. Он шел, но упирался.
Лишь ясно увидев, что это он, я успокоилась и воскликнула:
— Казя, это ты! А кто же был там, на площади? Он нежно обнял
меня за плечи, подтолкнул к подъезду и тихо сказал:
— Нас могут увидеть.
Пришлось попросить:
— Казя, милый, пойдем прямо ко мне.
Казимеж покачал головой:
— Нет, Муза, нельзя.
Я жадно вгляделась в его погрустневшее лицо:
— А что, Казя, можно?
Он вздохнул:
— Муза, мне жаль, что невольно втянул тебя в эту игру,
полную грязи.
— В какую игру, Казимеж? Кто был тот несчастный на площади у
костела?
— Не знаю. Скорей всего агент ЦРУ, играющий мою роль.
Я похолодела:
— Неужели они и тебя клонировали? Неужели и в подъезде я не
с тобой целовалась?
— Муза, мне очень больно признаваться, но не со мной ты
целовалась в подъезде, не со мной разговаривала по телефону в Тьонвиле.
