— Ты не догадываешься, что твои телохранители наставили на нас бинокли, и что мы стоим по пояс в воде, и что нам, возможно, не стоит вести дискуссию здесь? — с трудом проговорила она.
Казимиро посмотрел в сторону обрыва и выругался.
— Возможно, ты права, — признал он.
И вдруг без предупреждения взял Мелиссу на руки и понес к берегу.
— Казимиро, пожалуйста! Ты сошел с ума.
— Вот это точно, — мрачно согласился он.
— Я вполне способна идти.
— Возможно, я боюсь, что ты снова сбежишь.
— Не будь смешным! Я не сбегала!
— Я смешон, да, милая? Я так не думаю.
Они уже вышли на берег, но Казимиро все еще держал жену на руках, а ее сердце билось в хороводе смятенных чувств. Ощущение его мокрой рубашки на ее коже казалось таким приятным… Но все это скоро закончится.
— Опусти меня, пожалуйста, — пробормотала она, задыхаясь. — Я обещаю, что никуда не уйду. Пожалуйста.
— Нет.
Продолжая держать ее на руках, Казимиро направился к тому месту, где нависшие над берегом скалы образовывали нечто вроде укрытия. Только там он осторожно посадил ее на песок, сам же остался стоять, словно страж, расставив ноги, не спуская с нее пристального взгляда янтарных глаз. С его одежды капала вода.
— Так что же случилось, Мелисса? — спросил он мягко. — Я хочу знать.
Но Мелисса покачала головой. Ее вдруг охватила невероятная слабость, больше не было необходимости рассказывать о своих чувствах или пытаться пробудить в муже огонь любви. Слишком поздно. Казимиро ясно дал ей понять, что не собирается сближаться с ней и открывать свое сердце.
— Почему ты здесь? — спросила она.
Он понимал, что Мелисса просто старалась выиграть время, не желая прямо отвечать на его вопрос. Казимиро внимательно всматривался в лицо жены: в ее зеленых глазах отражался страх, она выглядела словно дикий звереныш, пойманный в ловушку. «Дикая кошка», — подумал король, почувствовав болезненный укол совести.
Но он колебался. Он знал, что должен сказать ей все, но с чего начать? Как вообще мужчина изъясняется в своих чувствах?
— Потому что мне надо поговорить с тобой, — наконец выдавил он.
Мелисса словно во сне слышала шум волн и крики чаек, но звуки были такими далекими. Сейчас для нее существовал только Казимиро и горькая правда. Каждое мгновение она заставляла себя смотреть ему в глаза, понимая, что, возможно, видит этот янтарный блеск в последний раз.
— Что ты хочешь сказать?
Безучастный тон Мелиссы обдал его холодом — будет нелегко. Сейчас он должен открыть ей свою душу, иначе потеряет жену навсегда. Еще ни одно решение не давалось ему так тяжело.
— Я был глупым, эгоистичным дураком. Выстроив вокруг себя непробиваемую стену, я практически потерял самое дорогое, что у меня есть, — тебя и Бена. Сейчас я осознал, что хочу довериться тебе… — Тут голос изменил ему. Немного помолчав, Казимиро продолжил: — Наш брак не имеет смысла, если нет взаимопонимания, и я не в силах смотреть, как твои глаза становятся все печальнее, когда я отвергаю все, что ты мне предлагаешь.
Мелисса покачала головой.
— Перестань, — прошептала она. — Пожалуйста, перестань. Ты не должен лгать мне только потому, что я хочу услышать от тебя эти слова. Ты делаешь только хуже.
— Я не лгу.
Она горько рассмеялась:
— Почему вдруг ты так резко изменился?
Вопрос, звучащий как упрек, неприятно уколол его, но Казимиро не мог не признать его справедливость. Глядя ей в глаза, он ощутил в сердце страшную боль, подобную той, которую причинил ему отец, когда бросил злые слова о том, что принцы не плачут и не жалуются. Казимиро должен был идти за гробом матери с сухими глазами. Он не имел права на чувства. Прощаясь с матерью, он поклялся, что больше никогда не допустит страданий, будет всеми силами защищать себя от них. Он открыл сердце и понял: эта боль — цена любви.
Казимиро заметил, что Мелисса дрожит, — он не мог определить, от холода или напряжения.
— Подожди тут, — сказал он и через секунду вернулся с пиджаком, который сбросил перед тем, как прыгнул в море.
Стряхнув песчинки, он бережно прикрыл плечи жены. Мелисса глубоко вздохнула — пиджак хранил запах Казимиро, чувствовать его было и больно, и приятно.
— Так что ты хотел сказать мне? — спросила она бесцветным голосом.
Он заметил, как она сложила руки на груди, как бы давая понять: — «Уходи, я не хочу тебя видеть и слышать». Он жаждал дотронуться до Мелиссы, но понимал, что прикосновение может спугнуть ее, и поэтому решил сначала разобраться с недавним инцидентом.
— Когда я ушел сегодня утром, был страшно зол. — Последовала пауза. Казимиро подыскивал нужные слова. — В основном потому, что ты заставила меня задуматься о себе и о том, как я живу. Заставила меня попытаться понять, что чувствую. И я понял, что если не буду действовать быстро, то потеряю тебя навсегда.
— Казимиро…
— Молчи. — Он смотрел на ее чуть дрожащие губы. — Ты была права: моя жизнь сводится к выполнению обязанностей монарха, а это плохо для меня, для тебя, для Бена, даже для Заффиринтоса. Необходимо найти новый способ управлять так, чтобы, оставаясь хорошим, сильным королем, я мог бы стать еще и прекрасным мужем и отцом. И я понял, что не могу допустить, чтобы мой сын унаследовал корону, от которой я сам готов был отказаться.
Мелисса смотрела на мужа, не решаясь поверить надежде, которая вдруг вспыхнула в ней.
— Но… как ты хочешь все это изменить?
— Я собираюсь поговорить с братом. На нашей свадьбе он обмолвился, что ему потребовалось уехать, чтобы понять, как дорога ему родина. Я пока не продумал своих действий, но я все изменю. Ты мне веришь?
— Да, Казимиро, — тихо сказала она. — Я верю.
Слабая улыбка тронула его губы — Мелисса все еще была с ним.
— Когда мне сказали, что ты пропала, мир словно рухнул — оправдались мои самые страшные опасения, — продолжал он. — Я представил жизнь без тебя. Без твоей доброй улыбки, нежных рук. Без нежных пальцев, которые бы гладили мое лицо ночью в постели. И я понял, что не могу этого допустить. Не перенесу, если это случится. Я бросился тебя искать. Все как в тот раз, когда инстинкт привел меня к твоей двери в ночь после бала. Ты пробудила меня, Мелисса.
— И что же это за инстинкт? — мягко спросила она, понимая, что Казимиро уже готов сделать главное признание.
Его взгляд был тверд, но руки дрожали. Всего одно слово, но самое могущественное — во всех языках мира.
— Любовь.
Последовала короткая пауза.
— Любовь? — переспросила Мелисса, как если бы Казимиро оговорился и она давала ему возможность исправить ошибку.
