— Но ты сегодня едва прикоснулась к еде, — мягко возразил король.
Мелисса была удивлена и тронута вниманием Казимиро. Ей казалось, что он был поглощен мрачными мыслями и не замечал ничего вокруг себя.
— Мы можем поесть, если хочешь, — сказала она.
Он посмотрел на нее, на платье, в которое она переоделась, — легкое, темно-пурпурное, как тени облаков, которые иногда пробегают по луне. Ее прекрасные блестящие волосы были сплетены в сложный узор. Вдруг он затосковал по бесхитростному прошлому, по их короткому, но яркому роману. Только в те дни он мог бездумно сбросить с себя тяжкий груз ответственности и насладиться жизнью.
— Я совершенно не голоден, — произнес Казимиро. — По крайней мере, ужинать мне не хочется. — Его глаза озорно блеснули. — Мы можем выпить шампанское здесь, если хочешь.
Мелисса любила холодное шипящее сухое шампанское и тепло, которое разливалось от него по всему телу. Возможно, она смогла бы даже немного расслабиться. Она не хотела, чтобы Казимиро думал, будто ей нужно немного опьянеть, прежде чем решиться лечь с ним в постель. Внутри она чувствовала приятную дрожь.
Мелисса положила руки ему на плечи.
— Нет, — сказала она очень тихо. — Я не хочу пить.
— Чего же ты хочешь?
— Я… Я не уверена.
— Этого? — Он коснулся губами ее губ, прохладных и сладких на вкус.
Она молча кивнула и, пронизанная прелестью его поцелуя, ближе приникла к нему. Так они стояли долго-долго, погружаясь в суть поцелуев, как любовники, впервые познающие друг друга. Мелисса отметила про себя острую трогательность такого общения.
Чувствуя ее дрожь, Казимиро отстранился и посмотрел на нее. Ее глаза были закрыты. Он начал вынимать заколки из ее прически; волосы, освободившись, упали ей на плечи блестящим темно-каштановым водопадом. Потом он расстегнул длинную молнию ее платья. Оно стекло вниз и легло на пол маленьким шелковым озером. Тогда он отступил и внимательно оглядел ее.
— Так гораздо лучше, — прошептал он удовлетворенно. — Гораздо лучше, моя прелесть.
Мелисса поняла, что он имел в виду: шелковое белье выглядело намного лучше, чем поношенная, нелепая майка. Она стала совсем другой женщиной и чувствовала себя так, словно, облачившись во все это великолепие, изменила самой себе. «Фальшивка», — мелькнуло у нее в голове, но ощущение нежного прикосновения шелка к коже было настолько приятным, что Мелисса тут же отбросила последнюю мысль. Она посмотрела на Казимиро из-под длинных полуопущенных ресниц, и его потемневшие от желания глаза сказали ей, как сильно он ее жаждет.
— Казимиро, — прошептала она.
Ему отчаянно захотелось овладеть ею прямо здесь, на балконе, а их кожу омывал бы лунный свет, но подумал, что ее стоны могут привлечь внимание какого-нибудь репортера, который, возможно, дежурит где-то на скалах с камерой с телеобъективом.
— Пойди сюда, — произнес он хрипло и, притянув Мелиссу к себе, взял на руки и понес в спальню.
Там он уложил ее на кровать, и ее волосы рассыпались по подушкам. Она потянулась к нему.
— Поцелуй меня еще раз, — шептала она. — Поцелуй меня еще раз.
Казимиро позабавило это тихое требование. Он осознал, что поцелуй может иметь миллион разновидностей, и сейчас ему открылась еще одна. Его охватило ощущение, будто в комнате совершается какое-то волшебство. Чтобы развеять странное наваждение, король отошел от кровати. Увидев разочарование на лице Мелиссы, он усмехнулся и указал на брюки и рубашку:
— Понимаешь, милая, на тебе так мало одежды, а на мне так много. Это нехорошо.
— Нет, — грустно согласилась она, наблюдая, как он раздевается.
Она знала, что должна бы радоваться этому зрелищу, но вид его могучего обнаженного тела внушил ей робость. Ей вспомнился Казимиро в ее маленькой комнатке со старой узкой кроватью, на которой они, сонные, лежали, прижавшись друг к другу. Теперь все было по-другому: король выглядел таким устрашающим среди всего этого великолепия.
Когда он полностью разделся, Мелисса осознала, что перед ней стоял тот же самый человек — он просто прятал свое человечное «я». Возможно, он все еще обвинял ее в своих несбывшихся надеждах. Сможет ли Казимиро когда-нибудь забыть и простить ей вину? Мелисса жаждала этого всем сердцем. Подпустит ли он ее к себе когда-нибудь?
Но сейчас было не время для разговоров по душам.
— Иди сюда, — тихо позвала она и протянула к нему руки.
Ее нежность подействовала на него сильнее, чем ему бы хотелось. Он сам не знал, чего ждал от первой брачной ночи — стеснения, робости, возможно, даже злости. Или торжества победы.
А получил страсть — чистую и несомненную. Когда Казимиро вошел глубоко в нее, он почувствовал несдерживаемую дрожь наслаждения. Он двигался внутри ее, ускоряя ритм.
— Казимиро… — выдохнула Мелисса, вцепившись в его плечи, прижимаясь к нему, как к единственной скале посреди бурного моря. — О, Казимиро!
Когда все закончилось, он некоторое время просто лежал, тихо перебирая пальцами пряди волос у нее на лбу, счастливый, свободный от ощущения времени и пространства.
— Как это было? — спросил он, когда дрожь ее тела немного улеглась. — Я имею в виду прошедший день. Свадьбу. Толпы людей, камеры… Ты была… — Он задумался, пытаясь подобрать подходящее слово. — Удивительно сдержанна.
Мелисса не сразу нашлась с ответом.
— Не так плохо, как я опасалась, — наконец призналась она. — Я очень боялась, что не смогу произнести обет не запнувшись, или что Бен сделает в церкви лужу, или что корона свалится с моей головы. У меня просто не было времени стесняться.
— Великолепно, — прошептал Казимиро, поглаживая ее обнаженное тело.
Он чуть сильнее надавил ей на лобок и тихо спросил:
— А это как было?
Мелисса поняла его намек, но ей вдруг стало интересно, какие слова он выберет, чтобы пояснить свою мысль.
— Это? — переспросила она, состроив невинное выражение лица. — Поясни, пожалуйста.
— Исполнение супружеского долга.
Она нахмурилась — Казимиро воспользовался самым холодным описанием, какое только мог придумать.
— Все было идеально, — прошептала Мелисса.
— Правда? Ты хочешь сказать, что лучше уже быть не может? — поддразнил он ее.
— Такого я не говорила.
Она повернулась на бок, оперлась на локоть и посмотрела на короля. Первая ночь медового месяца всегда особенная. Именно в это время муж и жена обмениваются словами любви. Но между ними все было по-другому, — как правильно заметил Казимиро, они не следовали традициям. О какой любви может идти речь после тех нескольких исполненных страсти дней, которые стали просто отпуском от их обыденной жизни?
Мелисса искренне хотела открыться, признаться королю в своих чувствах, в своем желании любить его, но он бы не позволил ей. Он никогда не подпускал ее к себе. Неужели единственная возможная между ними близость — физическая?
