Когда будильник Далилы поднял трезвон, она испуганно
подскочила и, расталкивая Матвея, панически прошипела:
— Быстрей, Димка в любое время может ввалиться.
— Ввалиться? В спальню? Ну и демократию ты тут без меня
развела, — сердито буркнул Матвей и, как заправский любовник, лихорадочно
запрыгал по комнате, собирая с пола одежду.
Торопился отчаянно: сразу двумя ногами нервически тыкался в
одну штанину, обе руки пытался просунуть в узкий рукав рубашки — все под
шипение Далилы и треск рвущейся ткани. Потом, крадучись, заспанный, неумытый —
не одетый, а собранный на живую нить — пробирался в прихожую своей же родной
квартиры. Далила, косясь на дверь комнаты сына, сопровождала Матвея
тычками-пинками. У вешалки, увидев новую куртку Дмитрия, она не совладала с
нервами и в отчаянии зашипела:
— Ну что ты возишься, черт возьми, давай поскорей, поскорей!
Матвей виновато развел руками:
— Как поскорей? Не пойду же раздетым.
— Так одевайся и уходи, — едва не плача, приказала она.
Матвей рассердился:
— Во что одеваться? Моей куртки-то нет!
— А где же она?
— А фиг ее знает!
— Куда ты ее засунул?
— Я ночью повесил на вешалку.
Зная аккуратность Матвея, Далила заподозрила неладное и на
цыпочках проследовала к детской. Осторожно просунув нос в дверь, она изумленно
воскликнула:
— И куртки нет, и Димки нашего нет!
Матвей мгновенно прозрел:
— Значит, Димка и ушел в моей куртке.
Она поразилась:
— Зачем?
— Видимо, спешил и в темноте перепутал.
— Куда о" спешил?
— Не хотел нас смущать, решил дать нам свободу, неужели не
ясно, психолог, — раздраженно отмахнулся Матвей и горестно вопросил:
— Лучше скажи, в чем я теперь пойду на работу?
Не замечая вопроса, Далила схватилась за голову и испуганно
запричитала:
— Ужас какой! Димка нас видел! Лежащих в постели! Голых! От
стыда подальше ребенок из дому ушел!
В дождь! Ночью!
— А она убивается! — подивился Матвей. — Нашла, квочка,
время. Можно подумать, я не ночью к тебе пришел, и не в дождь. И совсем не
растаял. Лучше скажи, что делать с курткой?
Она рявкнула:
— Знаешь что, обзывай квочкой Ирину свою долговязую, а меня
уже все, отобзывался!
Он деловито кивнул:
— "Понял, а с курткой что делать?
— А с курткой нечего делать, у тебя ее нет!
— Вот именно! Так в чем я пойду?!
— Димкину старую надевай, — зло предложила Далила и снова
загоревала:
— Ужас какой, Димка нас видел!
Матвей, обреченно вздохнув, потянулся к вешалке:
— Придется в старой Димкиной топать.
Потом они долго смеялись над тем, как потешно сидела на
крепком Матвее куртка стройного сына.
— У тебя изумительный пузик торчит, — тыча пальцем в его
слегка раздобревший живот, заливалась Далила.
— Какой пузик? Я строен, как кедр, — поспешно вытягиваясь,
не соглашался Матвей.
Но в конце концов, покрутившись у зеркала, он сделал
неутешительный вывод:
— Да-а, тяжелею, старый я мерин.
Далила вдруг перестала смеяться и с обидой ему возразила:
— Мерин, да, но вовсе не старый.
Матвей спохватился:
— Прости, я забыл, что мы как бы ровесники.
— Какие ровесники! Ты старше меня на целых три года, —
проговорила она и указала на дверь:
— Все, уходи. Больше видеть тебя не желаю, глупого и
скандального.
Выходил он с сентенцией:
— Видеть она не желает. А зачем тогда позвала?
Далила отрезала:
— Чтобы дождаться, когда ты уйдешь, и снова почувствовать
себя до жути счастливой!
И, показав Матвею язык, захлопнула дверь.
Проводив бывшего мужа, она, разбитая и помятая (не выспалась
катастрофически!), поплелась на кухню: завтракать и сочинять историю сыну.
"Скажу, что у Матвея ночью поломалась машина, — лениво
прожевывая бутерброд, закручивала сюжеты Далила. — Нет, лучше скажу, что он
проходил мимо и на него напали разбойники…
Ночью? Мимо? Матвей? Проходил?
Тем более что я не знаю, когда Димка лег спать.
Вдруг прямо перед моим приходом? Нет, про разбойников не
годится".
Творческий процесс завершить не удалось — помешал телефонный
звонок.
Далила встрепенулась, почему-то подумав: «Это Андрей!»
Мысленно поправив себя: «Не Андрей, а Верховский», — она
поспешно схватила трубку и остолбенела.
Это был не Верховский, а его сестра, Наташенька Замотаева.
— Простите, я вас не разбудила? — фальшиво смущаясь,
спросила она.
— Нет, а почему вы так рано звоните? — удивилась Далила. —
Что-то случилось?
— Да.
— Что же?
В ответ длинная пауза. И еще раз:
— Да.
И еще одна пауза, а после протяжного вздоха манерная жалоба:
— Ах, я всю ночь не спала, ах, я так волновалась,
переживала…
Далила сердито ее перебила.
— Андрей сегодня звонил вам? — спросила она.
И снова подумала: «Ну почему же Андрей? Для меня он
Верховский. И точка! Ну, в крайнем случае Андрей Викторович».
Замотаева тем временем переполошилась. Демонстрируя истинные
чувства, а не бутафорские, она завопила:
— Звонил? Андрюша должен был мне позвонить?
Почему? Что с ним случилось? Вы его видели? Когда?
Как он?
«Значит, не обманул», — вздохнула с облегчением Далила.
Расставаясь, она взяла с него обещание, что никто не узнает
об их поездке за город — даже родная сестра.
И Верховский обещание выполнил, хотя теперь уже точно знал,
что Наташа ему лгала: в леске за дачей Морковкиной тайком от него стреляла из
пистолета, который якобы давно утонул.