Далила ничем помочь не могла, терпеливо ждала и молчала. Бас
смущенно откашлялся и решительно заявил:
— Короче, мне рекомендовали обратиться за помощью к вам. У
меня нарушился сон и аппетит.
В голове Далилы мгновенно сложилась затейливая конструкция
тетушки Мары: соседка сотрудницы племянницы невестки Лелечки. Кажется, так.
«Мальчик! — едва ли не радостно прозрела она. — Близкий и
родной человек тетушки Мары!»
— Я вас слушаю, — уже приветливо сказала Далила.
«Мальчик» скрипучим басом поведал:
— Дело в том, что я продаю шкаф. Дорогой, антикварный.
Ручная работа. Кажется, век семнадцатый. Точно пока не выяснил.
— А, уже продаете?
— Уже продаю.
Далила мысленно констатировала: «Налицо навязчивая идея.
Возможно, следствие возрастных изменений мозга».
— Почему не выяснили? — деловито осведомилась она, подавляя
зевоту. — Вы можете прогадать. Хотите, порекомендую оценщика? Специалист
высокого класса. Сошлитесь ему на меня, он недорого с вас возьмет.
Бас скрипуче взорвался:
— Оценщик был! Он-то меня и достал! Чертов шкаф!
«Неадекватность реакций», — отметила про себя Далила и
ласково осведомилась:
— Почему же оценщик не определил возраст шкафа?
«Мальчик», по-медвежьи рыкнув, с чувством пожаловался:
— Никак не могут выяснить этот возраст! Чертов шкаф! Там все
время кто-то сидит! Будь проклят тот день, когда я надумал его продать!
«Ко всему еще и галлюцинации, — определила Далила. — Что
угодно, кроме депрессии, обещанной тетушкой Марой. Мальчик буйный. При
депрессии срывы бывают, но обычно так не вопят. Силы не те».
— Мне все ясно, — демонстрируя компетентность, сказала она.
— Случай исключительный, но известный, сложный, но легко излечимый. Я вам
помогу.
Пациенты любят узнавать о сложности своих случаев —
разумеется, при условии, что они легко излечимы. Пациентам нравится чувствовать
свою исключительность даже в болезни, тогда они проникаются доверием к Далиле,
успокаиваются и неукоснительно выполняют все ее предписания.
Однако Мальчик не проникся и не успокоился.
— Поможете? — проныл он, и в его старческом голосе сквозило
дремучее недоверие.
«Лет семьдесят бедолаге, не меньше», — заключила Далила,
категорически возвестив:
— Попробуем разобраться. Завтра после шести я вас жду. Прошу
не опаздывать.
Мальчик поблагодарил, и они распрощались. Далила, не медля,
рухнула на подушку досматривать сон.
Вопреки здравому смыслу ей страшно хотелось вернуть свою
щеку на грудь Матвея.
И (не чудо ли?!) ей это удалось. Снова пригорок и облака,
камыши и речушка, щека — опять на груди, руки Матвея ласкают Далилу, она вновь
нежно поет:
«Женское счастье — был бы милый…»
И…
— О, кошмар!
Опять Моцарт! Мобильный снова играет задорное рондо:
«Тили-ти, тили-ти…»
Далила выругалась, вскочила и, яростно припечатав к
безвинному уху «трубу», незнамо кому адресовала свое возмущение:
— Вы мне ребенка разбудите!
В ответ проскрипело:
— Простите, я о ребенке не знал.
Это был, конечно же, Мальчик. Услышав его незабываемый бас,
Далила значительно мягче спросила:
— Вы что-то хотели узнать?
Он начал с напором:
— Я не все рассказал вам про шкаф…
Далила его перебила:
— Завтра расскажете!
— Да, конечно, — сник Пендраковский. — Простите. До завтра.
— До завтра.
Мысленно обругав тетушку Мару, она отключила мобильный и
рухнула на подушку: на этот раз в полной решимости досмотреть чертов сон. Надо
же знать, куда заведут ее отношения с бывшим мужем.
И опять (разве не чудо?) изумрудный пригорок" над
головой облака, у ног речушка, ее щека на его груди, на ее груди его руки.
О, эти руки Матвея! Они ласково бродят по телу Далилы,
медленно снимают жилетик и блузку, приступают к капризному лифчику, застежка не
подчиняется, Матвей ее рвет, его руки опускаются ниже, юбка сползает, сползает,
под ней кружевные трусики…
— Медленно, слишком медленно, — извиваясь, трепещет Далила.
— Быстрей! О! Быстрей, — шепчет она.
А в ответ ей голосом пьяного Ванека:
— Да не могу я быстрей. Темно.
— Кто здесь?! — подскочила Далила.
Сон мгновенно слетел. Обнаружив себя копошащейся с чехом
Галины на ее же кровати, Далила задохнулась от перегара и отвращения.
— Вон! Немедленно вон! — в панике завопила она, пытаясь
носками Ванека прикрыть свое обнаженное тело.
Чех вон не пошел.
— Еще чего! — обиделся он и залепил ей рот таким поцелуем,
что впору закусывать.
«Он зверски пьян, — пронеслось в голове у Далилы. — И
сильный, зараза! Вряд ли с ним совладаю!»
И все же она пыталась: вцепившись в его бугристые плечи
ногтями, старалась оттолкнуть от себя чеха и одновременно подтягивала ногой
свою юбку.
Ванек присосался ретиво, юбка тоже не поддавалась. Смириться
с реальностью Далила никак не могла. Извиваясь ужом, царапаясь и лягаясь,
Далила реальности противостояла, но где оно, равноправие, на котором помешана
Лиза Бойцова? Вот когда выясняется, что у женщины и мужчины неравные силы.
В Ванеке восемь пудов! Когда они легли на три жалких пуда
Далилы, бедняжка обмякла, и в этот трагический миг вспыхнул свет.
На пороге спальни стоял ошалевший Евгений, из-за его плеча,
коченея от злости, выглядывала Галина.
Парализованная зрелищем, Галина молчала. В нормальном своем
состоянии она была способна на многое и потому мучительно переживала напавший
столбняк.
Первым очнулся Евгений, он громко сказал:
— Извините!
При звуках мужского голоса распаленного Ванека, словно
взрывной волной, отбросило от Далилы. Пытаясь прикрыть обнаженное тело
сброшенной юбкой, она (то ли от неожиданности, то ли от большого смущения)
взяла и спросила:
— Галка, ты? Почему так рано?
— Ах ты сучка! — очнувшись, завопила Галина. — Мне
запрещает, а что вытворяет сама! С моим другом и на моей же постели!
