— Увы, чтобы разрушить новый роман Наташи.
Так проявлялся ее вампиризм. Маша хотела властвовать над
сестрой.
— Что за сдвиг?
— Она Золушка, следовательно, собственница.
Собственность Золушки обычно семья. Но Маша не верила, что в
нее кто-то влюбится по-настоящему, она поставила крест на себе как на женщине.
Такой взгляд на себя — трагедия для любой девушки, но для Золушки это
чрезвычайно мучительно. Ведь Золушка должна хлопотать, должна о ком-то заботиться.
Не надеясь выйти замуж. Маша признала собственностью сестру и брата, а
собственность должна принадлежать лишь хозяину, лишь ей, Маше. А тут какие-то
парни, поклонники. И Наташа им свою любовь отдает.
— А Наташка еще по ней убивается. Да она заела бы Наташкину
жизнь, — ужаснулась Бойцова и, кручинясь, добавила:
— О, люди — порождения крокодилов!
Пожав плечами, Далила заметила:
— Жизнь Золушки тоже счастливой не назовешь.
Вампиры вредят не только донорам, но и себе. Маша очень
много трудилась, чтобы доказать своим родственникам, как она им необходима.
Естественно, она боялась потерять свою власть. Несмотря на то что Маша в семье
самая младшая, на ней держался весь дом.
Она привыкла заботиться о брате и Наташе. Наша Золушка была
этим счастлива и мила. Но как только возникала опасность потерять это счастье,
покладистость исчезала. Оберегая свои интересы, Золушки бывают очень жестокими.
Впечатленная, Елизавета спросила:
— Но как некрасивая Маша могла отбить парня у красотки
Наташи?
— Элементарно, — рассмеялась Далила. — Не забывай, Маша
умна. К тому же Золушки очаровательны, их обычно все любят. В отличие от Наташи
Маша не проявляла эгоизма в открытую. Она могла внимательно выслушать,
посочувствовать, поддержать и советом, и делом. Это оружие. Им Маша
пользовалась очень умело, одновременно стараясь себе доказать, что она лучше
красотки Наташи. И все это протекало на фоне обожания старшей сестры. Старшая
сестра была кумиром для младшей. Эти сложные противоречия, естественно,
порождали вражду.
Елизавета запротестовала:
— Что угодно, только не это. Вот здесь ты ошибаешься. Сестры
не враждовали, в этом я абсолютно убеждена.
Далила заверила:
— Враждовали, но неосознанно.
Бойцова опять восстала. Сузив глаза, она ядовито
поинтересовалась:
— Откуда ты знаешь? Ты эту Машу ни разу не видела и с
Наташей общалась не больше трех раз, а уже судишь об их отношениях. Да еще так
уверенно. Психология психологией, но и я не глухая. Наташка до сих пор обожает
сестру. Слышала бы ты, какие она ей дифирамбы поет. Если уж речь зашла о
кумирах, то скорей наоборот, это Маша была для Наташки кумиром.
— Подруга твоя сама мне все приоткрыла, — пояснила Далила,
вытаскивая из сумочки тетрадку с ответами Замотаевой. — Вот, смотри, что она
пишет.
Я спросила, ругались ли сестры? Наташа пишет: «Поругивались
иногда». Я спрашиваю: «Кто был зачинщик?» Она пишет: «Маша всегда нападала». Я
спрашиваю: «Употребляла ли Маша ругательства и, если употребляла, какие?» Она
пишет: «Говорила, что у меня дырки в щеках, щепкой меня обзывала, каланчой и
жирафой».
Елизавету ответы не впечатлили:
— Ну и что?
Далила терпеливо продолжила:
— Еще Маша любила подшучивать над сестрой.
Знаешь этот старый прикол?
— Какой?
— "Девушка, у вас нитки из-под юбки болтаются!
Ой, пардон, это ваши ноги!"
— Ну и что? — раздраженно повторила Бойцова. — Все сестры
друг дружку подкалывают.
— Совершенно верно, — согласилась Далила. — И по тому, как
они это делают, можно составить впечатление и о них самих, и об их отношениях.
— Елизавета сдалась и, обреченно махнув рукой, скомандовала:
— Составляй впечатление.
— Золушки стараются всем понравиться и всем угодить.
Колкость, задиристость, вредность — это не их стиль. Следовательно, Маша не
могла намеренно обижать сестру. Но Маша не ангел, и у нее бывали вспышки обиды,
гнева и раздражения. Тем более что Наташа умеет все это вызывать. И вот тут-то
получается интересная штука: ругая сестру, Маша практически признавалась той в
своей зависти и, как это ни парадоксально, в любви.
Бойцова схватилась за голову:
— А теперь ты меня запутала окончательно!
— Следи за логикой, — попросила Далила. — Если Маша
тактичная и добрая девушка, разве может она "сделать больно сестре?
— Неосознанно может.
— Правильно. Когда сестры ругаются?
— Когда не согласны с чем-то, когда хотят выразить свой
протест, когда хотят чего-то добиться, — добросовестно перечислила Елизавета.
Далила добавила:
— И когда все, тобой упомянутое, накопилось в душе и перешло
в раздражение. Все, о чем ты сказала, у таких, как Маша, умных и сдержанных,
вызывает желание разобраться. В ход идут не ругательства, а аргументы. А вот
запас раздражения мог утопить ее рассудительность в сильных эмоциях. Тут уж
трудно удержаться от ругательств и Золушке. Но даже в такие моменты Маша себя
контролировала. Она боялась обидеть сестру.
Бойцова всплеснула руками:
— Ну с чего ты взяла? То она сестру предавала, то обидеть ее
боялась! Что вы за люди, психологи! Как начнете тень на плетень наводить —
крыша едет!
— Никакая не тень, — рассердилась Далила. — Все ясно, как в
солнечный день. Наташа красивая женщина, но разве нет у нее недостатков?
— Да сколько угодно! — радостно известила Елизавета. — У нее
глаза даже разные: один — больше, другой — меньше. И как она ни пытается
исправить разницу макияжем, все равно это сильно заметно.
— Однако Маша этой разницы вроде не замечает.
Глазами она ни разу не подковырнула сестру. Следовательно,
наша Золушка боялась сделать Наташе больно даже тогда, когда с трудом себя
контролировала.
Но и сдержаться она не могла. Потому и получалось, что,
ругая сестру, Маша практически признавалась ей в своей зависти и, как это ни
парадоксально, признавалась в любви. Можно ли Наташины ямочки в щеках назвать
дырками?
— Конечно, нельзя, — с большой неохотой отозвалась Бойцова.
Далила подытожила:
— Следовательно, именно такие ямочки хотела иметь Маша.
Дразня щепкой Наташу, она завидовала ее стройности. Называя каланчой,
завидовала ее росту.