Проницательную тетушку Далила не решилась тревожить, но,
вернувшись домой, вспомнила про подарок. Тетя Мара без всякой причины месяц
назад позвонила и торопливо сказала:
— Деточка, приезжай вечерком, шкатулочку забери. Давно хочу
тебе ее подарить да все забываю.
Далила даже не стала расспрашивать, что за шкатулочка.
По-своему теткин порыв поняла: затосковала старушка и повод для встречи
придумала.
Однако, приехав, выяснила, что ошиблась. Тетушка, сунув
Далиле шкатулку, тактично начала намекать, что этим вечером занята.
— Тогда зачем меня позвала? — удивилась Далила. — Что за
спешка?
— Ой, деточка, — пожаловалась тетушка Мара, — видно, я стала
совсем стара. Всякие мелочи теперь меня беспокоят. И драгоценность вроде бы
небольшая, а воров все равно боюсь. Семейная все же реликвия. Блокаду пережила.
Мама все продала, а фигурки оставила. Правда, за них и не давали ей ничего.
— А что за фигурки? — заинтересовалась Далила.
— Египетские божки. Отец из Египта привез. Ты ими в детстве
любила играть.
— Правда?
Тетушка удивилась:
— Неужели не помнишь?
— Не помню совсем.
— Вся наша малышня на этих фигурках выросла, — забыв о том,
что занята, ударилась в воспоминания тетушка. — Ты, детка, их крутила в руках и
вдумчиво так рассматривала, а Димка твой сразу тащил богов себе в рот. А
Женька, чертенок, пытался фигурки сбондить. Все домой норовил унести, по
карманам распихивал.
— Ну что ты хочешь, — рассмеялась Далила, — ведь Женька наш
Бонд. Ему ли не бондить?
Тетушка отмахнулась:
— Да ладно! Поди, поищи нашего Бонда честней. Прошли те
времена, когда он сбондить умел, а в стране нашей честному как прожить? Не
сбондишь, не проживешь… Ну, деточка, уж прости, я по стариковским делам на
кухню спешу.
И Далила со шкатулкой в руках ушла. Теперь же, когда она в
полном смятении усталая приползла домой, вспомнился теткин подарок.
«Куда я ее подевала? — ругая себя в душе и рыская по
квартире, гадала Далила. — Даже не раскрыла шкатулку, не глянула, что внутри,
так и забросила. Но куда?»
Вспомнив, полезла в чулан: там скопилось все, дорогое душе и
ненужное в жизни. Нашла, стряхнула пыль с бархатной старой обивки. На Далилу
пахнуло валокордином — этим запахом все пропиталось в доме хворающей Мары.
Отбросив горькие мысли, Далила достала божков, поразилась: «До чего же малы!»
Она расставила их на комоде, одного за другим по росту. Так
раньше слоников ставили.
«Божки отлиты, похоже, из бронзы, — размышляла она. — Или из
серебра. Точно трудно сказать, так они стары и черны».
Покрутив самого большого в руках, Далила ощутила жутковатый
холод в груди и подумала: «Этот божок похож на дом. Даже на крепость. Вот это
не плечи, а ворота, здесь же, в складках одежды прячутся окна-бойницы…»
— Черт, что приходит на ум, — поразилась она. — Это же
архитектура моего состояния: в крепость превратилась моя душа. Тревога. Все,
что происходит за стенами крепости, должно быть скрыто от посторонних глаз. У
меня появилась страшная тайна, и я должна с этой тайной как-то определиться.
Ночью Далила этим и занималась: не спала, а с тайной
определялась. Вспоминала рассказ Евгения, девицу лютой ненавистью ненавидела.
"Господи, откуда на нашу голову эта дрянь взялась? —
вытирая слезы, мысленно вопрошала Далила и ворочалась с боку на бок. — Будь она
проклята, эта убийца! За какие грехи на меня такая напасть?
И не с кем совсем посоветоваться. Отец и мать далеко. Тетка
больна, ее опасно расстраивать. А Матвею только скажи, он сразу в крик: «Твой
племяш! Ты его избаловала! Я тебя предупреждал!»
Александру тем более рассказывать про Женьку нельзя. Он от
ревности озверел в последнее время. Ревнует даже к столбу".
Впрочем, к племяннику Далилу все ревновали: и муж, и сын, и
даже любовник.
«И не грех им к сироте ревновать? — удивлялась она. —
Неужели я могу бросить сына сестры?»
Никто и не требовал Бонда бросать, всего лишь просили быть с
ним построже.
Матвей частенько ворчал: «Либерализм развела, наседка».
Александр с первых ее рассказов возненавидел Евгения. Давно
уже слышать о нем не желал.
— Но почему? — поражалась Далила. — Ты ни разу его не видел.
— И видеть не хочу здорового бугая, который сидит на шее у
тетки, — отвечал Александр.
И был не прав. Щепетильный Евгений старался родственников не
обременять. А ревновали все потому, что безумно любила Далила племянника и
скрыть этой любви не могла. Слишком уж она им восхищалась.
Как психолог она понимала, что мужчин раздражают ее восторги
честностью Женьки, его благородством, силой воли, умом. Но поделать с собой
ничего не могла. Как ни старалась, нет-нет да и выскочит новая похвала. А как
не хвалить, если Женька заслуживает.
Разве Бонд виноват, что он настоящим мужиком уродился?
Нет, «виновата» Далила. Она таким воспитала его. И она же не
правильную политику повела в семье, не смогла нужным образом близких настроить.
Теперь оставалось одно: пореже вспоминать о племяннике при
муже, сыне, любовнике.
В связи с этим мучительно не хватало Галины. И другие
подруги были, но тайну доверить Далила только Галке могла. А сейчас остро нужен
был дельный совет. Теперь уже одолели сомнения, так ли чист ее Женька?
И в самом деле, с чего Далила взяла, что он все до последней
детали ей рассказал?
«А ну, как парень недоговаривает? — всполошилась она. — Или
хуже, сам в этом деле замешан, но не хочет тетку пугать и потому по-благому
скрывает».
Матвей во сне заворочался. Далила представила, что будет с
карьерой мужа, если история просочится в печать, и содрогнулась. Перед глазами
замелькали газетные заголовки: «Племянник декана замешан в убийстве!»,
«Племянник профессора серийный убийца!».
«И Матвея, и меня туда приплетут, — ужаснулась она. — Прессе
лишь бы сенсация, а попробуй потом отмойся».
Уверенность, что Евгений не способен на преступление, ее не
покинула, но разве хороший поступок криминальным оказаться не может? Тем более
в нашей стране. Попробуй, окажи сопротивление толстосуму — вмиг окажешься за
решеткой. И плевать всем на то, что ты прав.
«Нельзя в милицию сообщать, — решила Далила. — С девицей
сначала надо поговорить. Наедине. Без Женьки. Если увидит она, что ее
раскусили, что не собираются ей потакать, может, сама и уйдет. Заодно выясню,
не причастен ли Женька».