Книга Спасатель. Жди меня, и я вернусь, страница 24. Автор книги Андрей Воронин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Спасатель. Жди меня, и я вернусь»

Cтраница 24

А на полу рядом с отодвинутой от стены кроватью лежал Шмяк. Он лежал на животе, повернув к двери серое лицо с закрытыми глазами и неестественно вывернув левую руку. Под ним, вокруг него и даже на нем было полно перьев, но ни одно перышко из тех, что лежали вблизи его лица, не шелохнулось, из чего следовало, что Шмяк, мягко говоря, не дышит.

Плохо соображая, что делает, и смутно догадываясь, что делает что-то не то, Женька помертвевшими руками поставил на край стола поднос, подошел к Шмяку и, наклонившись, коснулся его запястья. Он тут же испуганно отдернул руку: кожа Шмяка показалась ему холодной как лед, и ощущение от нее было, как от прикосновения к чему-то неживому – не к камню или дереву, а к чему-то, что недавно было живым, а потом перестало. Словом, если отбросить иносказания, это было ощущение прикосновения к трупу, каковым, судя по всему, Шмяк и являлся.

Женька попятился. В голове у него немного прояснилось – не до конца, а ровно настолько, чтобы сообразить, что в этой ситуации следует позвать дежурного врача. Он повернулся, намереваясь отправиться за доктором Васильевым (да хоть к черту на рога, на край света, лишь бы подальше отсюда), и едва не заорал от неожиданности, обнаружив, что Олег Борисович стоит прямо у него за спиной.

– Вот те на – душ из говна, – почти нараспев пробормотал доктор, задумчиво озирая царящий в комнате чудовищный, невообразимый бардак. – И обязательно в мое дежурство! Ну-ка… – Отодвинув Женьку, он присел рядом со Шмяком на корточки, пощупал шею у него под левым ухом и, рассеянно вытирая пальцы о халат, констатировал: – Готов. Похоже на обширный инфаркт. А покойничек-то был подшофе! – добавил он, принюхавшись, и, оглянувшись, безошибочно отыскал взглядом сначала одну, а потом и вторую бутылку. – Твоя работа, боец?

Женька отчаянно затряс головой. Только сейчас до него дошло, что первым под подозрение в доставке Шмяку контрабандной выпивки неминуемо попадает он, Женька Соколкин, доверенное лицо покойника, единственный, кроме главврача, кого тот пускал к себе в палату. Если Семен Тихонович решит, что эти бутылки – Женькиных рук дело, мама в два счета лишится работы, а заодно и крыши над головой.

– Надеюсь, что так, – поднимаясь с корточек, сказал доктор Васильев. – Надеюсь, у тебя хватило ума не подставлять родную мать. Да и себя заодно. А если не хватило… Ладно, замнем для ясности. Пошли отсюда. И – рот на замок. Договорились?

Женька кивнул и первым направился к выходу, не чуя под собой ног и больше всего на свете мечтая о том, чтобы просто проснуться.

2

Где-то около полудня по всему пансионату – во дворе, в сторожке, в ординаторской и коридорах – зажегся не выключенный с ночи свет. Через полчаса из-за поворота дороги послышался рокот мощного дизельного мотора, и к воротам, широким валом сгребая к обочине снег, подкатил желтый грейдер с оранжевой мигалкой на крыше. За грейдером, разбрасывая большими колесами снежные комья, катился санитарный «уазик», из-за формы кузова прозванный в народе «батоном». За «уазиком» полз большущий «шевроле» Семена Тихоновича, а следом, замыкая колонну, двигался еще один «УАЗ» – потрепанный сине-белый «бобик» из местного РОВД. День выдался солнечный, с морозцем, и снег на разные голоса визжал и скрипел под колесами. Охранник Николай распахнул ворота, грейдер поднял нож и, газанув, покатился по расчищенной вручную подъездной дороге к разворотному кругу перед крыльцом. За ним во двор въехали остальные машины, знаменуя своим прибытием конец непродолжительной снежной робинзонады.

К этому моменту все более или менее утряслось – как в пансионате, так и в голове у Женьки Соколкина. Ему было о чем поразмыслить, и неизвестно, как бы он себя повел, окажись в это утро на месте главврач. Но Семен Тихонович отсутствовал, отрезанный от пансионата несколькими километрами снежной целины, время подумать у Женьки было, да и поведение старших, главным образом дежурного врача Васильева, послужило ему неплохим примером, придав мыслям нужное направление.

Прежде всего Олег Борисович конфисковал и приватизировал коньяк, уничтожив тем самым главный источник Женькиного беспокойства. Женька видел, как он беседовал о чем-то с Николаем, держа в руках мятый полиэтиленовый пакет, с которого, завиваясь кольцами, свисала толстая рыболовная леска. Николай слушал Васильева виновато понурив голову, а потом схватил протянутый доктором пакет, скомкал и рысью помчался на задний двор, к мусорным бакам. Загадка никогда не пересыхающей фляжки, таким образом, разрешилась, и, несмотря на разворачивающиеся в пансионате драматические события, Женька испытал легкое разочарование: секрет фокуса, как это обычно и бывает, оказался совсем простым и начисто лишенным мистического ореола – сплошной обман, и ничего больше.

«Замнем для ясности», – сказал доктор Васильев, и, судя по его дальнейшим действиям, именно так он и собирался поступить. Он явно не сомневался в своем диагнозе – обширный инфаркт – и постарался до прибытия начальства и полиции устранить все посторонние, могущие послужить поводом для кривотолков и не имеющие прямого отношения к смерти Шмяка предметы и явления. Разумеется, изъять из желудка и кровеносной системы мертвеца находящийся там алкоголь было не в его силах, но Олег Борисович, похоже, рассчитывал, что Семен Тихонович предпочтет закрыть на это глаза и не устраивать дознание. Женька случайно подслушал обрывок разговора между Васильевым и Ирочкой, состоявшегося примерно за час до прибытия возглавляемой грейдером процессии. «…Не мое дело, – вполголоса, но с большим напором говорил Олег Борисович. – И уж подавно не твое. Ни от чего он здесь не лечился, даже и не собирался. Кто платит, тот и заказывает музыку – известен тебе такой перл народной мудрости? То-то, что известен! Платил он, как я понимаю, от души и на этом основании делал, что хотел. Да, напился, поймал белочку, разворотил всю палату и дал дуба. И что? Помер и помер, все там будем. Наше дело – не дать ищейкам и журналюгам распугать всех остальных клиентов – как потенциальных, так и кинетических. Ферштейн зи, майне либэ?»

Ставший случайным свидетелем этого разговора Женька все это очень даже ферштейн, и не просто ферштейн, а горячо одобрял. Их с матерью благополучие, какое ни есть, в данный момент целиком зависело от процветания пансионата и доброго расположения к ним со стороны главного врача. В свете этого предложенная доктором Васильевым версия – припадок буйства и инфаркт на нервной почве – его полностью устраивала, поскольку избавляла пансионат он возможного громкого скандала и потери клиентуры, а его самого – от ненужных расспросов. Тем более что все почти наверняка именно так и было – именно напился, именно до белой горячки… ну и так далее.

В противном случае получалась полнейшая ерунда. Если Шмяк умер не сам, а с чьей-нибудь помощью, значит, в его комнате пошуровал кто-то другой. Памятуя о подобранном в коридоре первого этажа универсальном ключе, Женька мог с большой долей уверенности предположить, как этот «кто-то» проник в двенадцатую палату. Более того, он догадывался, что именно этот таинственный «кто-то» там искал. Он даже мог предположить, кто он, этот «кто-то», вернее, не он, а она. Анна Дмитриевна Веселова, парализованная бабуся из четвертой палаты, прибытие которой так напугало Шмяка, – вот кто. А что? Она приехала сюда лечить не ноги, а нервы; проверить, парализована она на самом деле или нет, здешние доктора не могут, да и зачем им это нужно? Кто платит, тот и заказывает музыку – ферштейн зи, майне либэ? Зато, если вдруг выяснится, что с инфарктом Шмяку помогли, на нее, прикованную к инвалидному креслу, никто не подумает. Потому что с моторчиком или без въехать по лестнице на второй этаж она никак не могла…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация