– Не ходи… – неожиданно для меня не предупредил, а попросил Илдар.
– Почему? – не понял я.
– Тебя там убьют.
– Ты уверен?
– Они обсуждали, как это лучше сделать. Майор хотел за тобой пойти. Подполковник побоялся, что ты заметишь и убьешь его. Договорились убрать тебя, когда ты вернешься. Когда спать ляжешь. Тебе хотели какое-то снотворное подсунуть, чтобы ничего не слышал.
– Наверное, это возможный вариант, – согласился я. – Только не совсем понимаю, за что меня убивать.
Илдар хмыкнул.
– За то, что ты майора на руках поборол.
– Повод убедительный. А если серьезнее?
– Ты влез в дела, которые тебя не должны касаться. Тебя планировали использовать в других целях. Но ты влез. Значит, сам виноват. Хотя подполковник еще не совсем уверен, что ты что-то понял. Но он такой человек, которому хватит одного подозрения, чтобы с тобой покончить. А еще хуже майор. Он внешне добрый, но подлый. Его больше опасаться следует.
– А ты? Тебя за что убить решили?
– Если бы меня хотели убить, мне не сунули бы в рукав нож.
Какая наивная самоуверенность! С такой самоуверенностью в его возрасте можно смело в школу в первый класс отправляться.
– Нож тебе в рукав, мальчик, сунули потому, что надеялись на мою злость. Я, по мнению майора, наверняка должен был разозлиться и уложить тебя на месте. Дополнительный, так сказать, стимул. Сам майор – если он такой, как ты говоришь, – наверное, так и поступил бы на моем месте. И потому дал тебе оружие. Ты – лишний. А обо мне он судил по себе. Кроме того, меня попросили только отвести тебя подальше от базы и пристрелить. Я мог бы даже не дать тебе возможности достать нож, потому что постоянно шел сзади. Пуля в затылок, и все. Я – человек без кавказских комплексов. Это твои предки предпочли целую войну проиграть, но не выстрелили Шамилю в спину… Кстати, твои современники об этом правиле забыли. Мне много раз в спину стреляли, только бронежилет и спасал. И я не постеснялся бы выстрелить тебе в затылок.
Илдар пожал плечами и задумался. Но, кажется, понял, что и он тоже был приговорен, и это заставило его прикусить язык. Мне же, однако, требовалось другое – чтобы язык его, наоборот, развязался. А уж выловить из множества слов нужные я сумею. Это наука не слишком сложная…
* * *
Предупреждение пленника – вернее, уже бывшего пленника, поскольку я его освободил и не собирался снова связывать, – не сильно меня удивило. Я уже сам предполагал нечто подобное, хотя откровенно враждебных действий со стороны людей, вытащивших меня из СИЗО, честно говоря, не ждал. Если вытащили, значит, я им был нужен и меня намеревались использовать в каких-то своих целях. В каких – это тоже было для меня загадкой, но я мог хотя бы предположить, что Лагуну требовался мой боевой опыт. Это наиболее вероятно, потому что остальные бойцы его отряда такого опыта, как мне показалось, не имели или имели слишком мало. Но, очевидно, я оказался весьма неуклюжим человеком и каким-то боком невзначай коснулся того, чего касаться был не должен. При этом сам я едва заметил, что вторгся на чужую территорию, и не совсем понимал, с чем столкнулся. Это было самым досадным, потому что даже минимум информации позволил бы мне предпринять какие-то контрмеры, обезопасить себя. Но открывать передо мной карты не желал даже Илдар, хотя должен был бы, как мне казалось, – хотя бы из чувства простой человеческой благодарности. Допускаю, что благодарность он почувствовал, тем не менее не открылся. И давить на него было бесполезно. Ему следовало самому осознать свое положение приговоренного, только тогда он сможет пойти на откровеность. Пока же Илдар своего положения не осознает, он будет тешить себя надеждой на прощение со стороны Пехлевана.
То, что мой персональный вопрос тоже связан с Пехлеваном, я интуитивно улавливал. Открыться передо мной значило бы для Илдара предать своего командира. А мой бывший пленник по натуре своей предателем не был. Я вообще-то, хотя уже несколько лет воюю с представителями разных народов Северного Кавказа, далек от мысли, что все они плохие люди и бандиты. Да, те, которые подались в города и области срединной России, чаще всего таковыми и являются. А те, кто остались на своей земле, совсем другие. Я воевал с ними и уважал в них врагов. Точно так же и с Илдаром. Уважать ведь можно не только того, кто является для тебя равным противником, – нет среди бандитов боевиков, равных офицерам спецназа ГРУ, уровень подготовки совсем иной. Тем не менее характер горцев мне всегда импонировал. И я знал, что не смогу силой выбить что-то из Илдара. Поэтому даже не пытался. Ему требовалось самому, без назойливой подсказки, но при аккуратном подталкивании в нужном направлении созреть до сотрудничества со мной. И я надеялся, что он созреет еще до того, как станет поздно.
Не надеясь получить однозначные ответы, я, тем не менее, вроде бы между делом спросил:
– Скажи, Пехлеван сам за компьютером работает или спеца держит?
– Кто тебе сказал, что Шахмардан Саламович когда-то видел компьютер в глаза? – вопросом на вопрос ответил Илдар.
Это было очень интересно. И подтверждало мою мысль о том, что обязательство Пехлевана поделиться со мной награбленным было высказано в Интернете лично подполковником Лагуном. Ну если и не лично, то через доверенного компьютерщика из его отряда.
Все начало вставать на свои места, согласно значению каждого факта в моей судьбе. Но не все места были еще заполнены. Мне следовало сложить цельную мозаику, чтобы иметь неоспоримые доказательства. Доказательства – это главное. Сами по себе факты еще ничего не значат, пока они не подкреплены доказательствами. Факт – мячик на полке, он круглый и норовит скатиться в любом направлении. А доказательства его подпирают и скатываться не позволяют…
* * *
Утверждению Илдара я внял, но от желания показаться на базе отряда подполковника Лагуна не отказался. Мне следовало удостовериться в своих подозрениях и проверить слова бывшего пленника. Сам он ушел в ночь быстрой походкой, уже не шлепая ногами, как гусь, – значит, умеет ходить нормально. Я успел заметить, как он дважды оборачивался, пока темень не скрыла его фигуру полностью.
А погода начала портиться. Небо к утру стали затягивать тяжелые тучи. Я предполагал, что они несут снег. Пора бы уже по времени года. Хотя и не к месту, если исходить из моего положения. Снежный покров всегда предполагает следы, а оставлять за собой цепочку отпечатков мне было нельзя. Хорошо еще, если придется идти в сам снегопад, тогда снег заметет следы. А вот если после него – дело может обернуться гораздо хуже.
Мне следовало завершить свои дела и вернуться до начала снегопада. И я, помахав рукой в темноту, в которой скрылся Илдар, побежал в обратном направлении. Я хорошо помнил: Лагун сообщил мне, что для меня привезли документы. И мне хотелось бы эти документы получить, а потом уже попрощаться с самим подполковником и с его гигантом-майором. Впрочем, с последним я желал бы попрощаться по-особому. Отдельных планов я не строил и рассчитывал на привычку действовать, исходя из обстоятельств. Такая тактика меня еще никогда не подводила. Главное – знать задачу. А выполнять ее следует так, как будет возможно.
