Снова наступило молчание.
– А ты и вправду кретин, – констатировал как непреложный факт Давыдовский.
Африканыч молчал.
– Ладно, – подытожил сию конференцию Сева. – Не будем посыпать голову пеплом и кусать локти. Что случилось, то случилось, уже ничего не поправишь. Нужно что-то предпринимать. У кого на этот счет имеются мысли?
– Надо полагать, кто-то попросту нас обошел, – раздумчиво произнес Огонь-Догановский. – Заказал «Портрет Карла V» Сизифу раньше нас, проник к Лихачеву и подменил подлинник на фальшивку.
– Я тоже так думаю, – согласился с самым старым из бывших «валетов» Долгоруков. – А еще это значит, этот человек вхож в дом Лихачева и знаком с нашим Сизифом.
– Не доказательство, – снова подал голос старейший из «валетов». – Может, это не один человек, а два? Или целая группа…
– Согласен, – кивнул Огонь-Догановскому Сева. – Но что один из них – казанец, в этом у меня сомнения нет.
– И у меня, – сказал Давыдовский.
– Факт! – подтвердил Ленчик.
Огонь-Догановский в знак согласия мотнул головой.
Неофитов молчал.
– Ну что, Самсон Африканович, – четко выговаривая имя и отчество, произнес Долгоруков. – Тебе снова предстоит вояж в Первопрестольную. Собирайся! И выясни у этого Сизифа, кто заказывал ему Тициана. Откуда он приехал. Во что был одет. Его предполагаемая должность, чин, позитура, рост, вес, цвет глаз, форма ушей и носа, подбородок, овал лица. Молод он, стар или среднего возраста. В общем, все! Нам необходим словесный портрет этого человека, как в полиции, вплоть до особых примет. Заикается, скажем, или грызет ногти; может, имеет шрам через всю задницу. В общем – выясни все, что можно. И даже больше…
Глава 24. Это он, или Покойники предпочитают молчать
Свидание с Амалией фон Зюдофф пришлось отложить. Вернее, просто не прийти на него, ибо билеты в Москву были уже куплены и до отхода поезда оставалось всего ничего.
А ведь это свидание обещало кончиться райским блаженством. Девица со вздернутым носиком, так шедшим к ее лицу, дала это понять, не отказавшись от предложения Африканыча прийти в его «холостяцкое жилище», чтобы посмотреть на диковинные золотые запонки с богемским стеклом лазурного цвета, изготовленным в Нюрнберге с использованием тайного рецепта монаха Теофила. Она не могла не понимать, что подобное предложение – не что иное, как предлог, чтобы заманить ее в обитель Африканыча. А там он пустит в ход свои мужские чары, распушит хвост – и, считай, дело сделано.
И вот – надо опять ехать в Москву, к Сизифу. И почему это он не обратил тогда внимания на его слова о том, что тот уже писал тициановский «Портрет Карла V»?
Амалия, конечно, обидится. Более того, упущенная возможность обладания барышней может уже никогда не повториться. Женщины таких казусов не прощают… Весь путь до Москвы Африканыч раздумывал, что он скажет ей в свое оправдание, когда вернется. И, кажется, надумал. Он сошлется на скоропостижно почившую тетю, которой, покуда ее тело не предали земле, он просто должен был сказать последнее «прости». А когда поезд подходил к Москве, Африканыч уже был мысленно у Сизифа.
Квартира в самом начале Покровки, которую снял для Сизифа Африканыч еще в свой первый приезд, оказалась пуста. Вторым местом, где мог бы находиться художник, был трактир «Каторга». Но его не было и там.
Африканыч в смятении послонялся еще по Москве, вспоминая проведенную здесь бурную юность и шальные молодые годы, затем забрел на Трубную площадь, после чего откушал ушицы, жареного поросенка и «расстегаев пополам», то бишь из стерляди с осетриной, в отдельном кабинете ресторана «Эрмитаж». Затем, взяв после плотного обеда извозчика, снова направился в квартиру Сизифа на Покровке. Дверь в нее была приоткрыта.
«Вернулся», – обрадовался про себя Африканыч и, пройдя в прихожую, громко сказал:
– Сизиф! Почему у тебя дверь открыта?
Никто ему не ответил. «Пьян, наверное», – подумал Самсон Африканыч, проходя анфиладою комнат и заглядывая в каждую. Сизиф находился в последней – спальне. Широко раскинув руки, он лежал на постели, свесив с нее голые ступни ног, и из его спины торчала рукоять трехгранного стилета. Воспитанник Московского училища живописи и ваяния Костолевский Константин Власьевич по прозвищу Сизиф был мертв. Судя по всему, случилось это совсем недавно, потому как труп художника еще не успел остыть и приобрести окоченелость. Теперь о заказчике ему не скажет никто, ведь покойники обыкновенно предпочитают молчать…
Африканыч какое-то время постоял возле постели, соображая, что ему делать дальше. В голову ничего не приходило. Как теперь он узнает, кто ему заказывал копию тициановского «Портрета Карла V»? Кто еще мог видеть этого человека? Где он нашел Сизифа? В ночлежке или трактире «Каторга»? А может, заказчик приходил к Сизифу, когда тот жил у своего учителя живописи Грибкова в его доме у Калужских ворот?
Неофитов начал свои поиски с последнего места – и не ошибся. Грибков видел человека, заказавшего у Сизифа «Портрет Карла V». Вернее, его видела супруга Сергея Ивановича, добрая разговорчивая женщина, не чаявшая души в своем муже. Будь иначе, она бы давно разогнала всех мужниных приживал, и в первую очередь этого пьяницу Саврасова. А с постояльцев их дома взимала бы квартирную плату сама, ежемесячно и без всяческих задержек.
– Да, приходил к господину Костолевскому один человек, – ответила она на вопрос Африканыча, не разыскивал ли кто пару-тройку месяцев назад его приятеля Сизифа.
– Один приходил? – задал уточняющий вопрос Африканыч.
– Один. И всего раз. А более к господину Костолевскому никто никогда не являлся…
– А что тому человеку было нужно от моего друга? – продолжал расспрашивать женщину Африканыч, наученный горьким опытом того, что лучше показаться навязчивым и все подробным образом разузнать, нежели остаться в неведении, хотя бы и в малом.
– Так, насчет картины, – ответила Грибкова.
– То есть?
– Тот человек, что приходил к господину Костолевскому, хотел заказать у него картину, – пояснила женщина.
– Ну, и заказал?
– Заказал, – ответила супруга художника.
– А вы не знаете, какую? – спросил Африканыч.
– Нет. Но господин Костолевский очень долго над ней работал.
– И больше никто в это время не заказывал у господина Костолевского картин?
– Нет, никто, – ответила Грибкова.
– Ни до, ни после?
– Нет.
– Он был местный, приезжий?
– Не ведаю.
– А вы как бы подумали?
– Я и подумала… – раздумчиво ответила женщина.
– Что, что вы подумали? – заторопил ее Неофитов.
– Я подумала тогда, что, вот, человек приехал наверняка издалека…
