Нет, он ведь лежит, ему запрещено вставать
из-за сотрясения мозга, а слушать какую-то безумную женщину его мама вряд ли
станет. Спросит: «Кто вы?» И что Алена ответит? Писательница Дмитриева,
страстная обожательница танцевального таланта вашего сына? Или просто так
брякнет открытым текстом: его любовница?..
Она даже взвизгнула от ярости, но тут же взяла
себя в руки, заметив, что какой-то мужчина в серой куртке прошел мимо, косясь
на нее, мягко говоря, с недоумением.
Ну да, торчит взъерошенная дама в сугробе, вся
снегом перепачкана, перчатками разбрасывается да еще и визжит, будто ее
режут...
Режут, о господи! Какая однообразно-жуткая
словесная цепочка нанизывается!
Ага, стоп, не надо дергаться. Есть выход...
кажется, есть.
Нашла в справочнике мобильный Жанны, вызвала.
– Алло? Алена, привет, как дела, как
настроение?
– Жанна, – с трудом справляясь с
онемевшими губами, выговорила Алена, – вы только ни о чем не спрашивайте,
ладно? Сделайте, что я прошу. Немедленно позвоните домой Игорю и спросите его
маму, кто у него сейчас находится.
Молчание.
Долгое молчание...
Потом голос Жанны – несколько, скажем так,
оторопелый:
– Алена, вы сейчас где?
– Я, – всхлипнула несчастная влюбленная, –
я на Медицинской. Стою напротив его дома. И я видела, как в подъезд вошла...
Она умолкла, потому что знала: на следующем
слове захлебнется рыданиями.
– Кто вошел? – мягко, словно говорила с
душевнобольной, спросила Жанна. – Какая-нибудь блондинка? Ну, бросьте!
Алена, уверяю вас, я точно знаю, что Игорь совершенно ни с кем не встречается,
кроме... ну, вы сами понимаете.
– Она не блондинка! – взвизгнула
Алена. – У нее мелированные волосы. Жанна, позвоните, я вас умоляю! Жанна,
позвоните!
Щекам стало как-то... холодно и мокро.
А, ну, понятно, почему. Слезы даже мех
воротника замочили, что ж говорить о щеках!
– Тише, тише! – Голос Жанны стал
перепуганным. – Тише, Алена, ну конечно, я позвоню. Поговорю с мамой
Игоря, а потом сразу вас наберу, ладненько?
– Жанна, скорей... – выдохнула Алена из
последних сил и отключилась.
Смешно. Смешно! И глупо. Но если правду
говорят, что любящее сердце – вещун...
О господи, какой кошмар – так любить! Как же
ты въехала в это, разумная, насмешливая, высокомерная, хладнокровная
писательница Дмитриева? Как ты позволила скрутить себя до такой степени?!
А если он тебя бросит... нет, сослагательное
наклонение здесь ни при чем – когда он тебя бросит, ты что, с собой кончать
будешь? Ты же этого не переживешь, безумная!
Да ладно, это еще не сейчас случится. И
вообще, пусть бросает, лишь бы... лишь бы остался жив после встречи с Моськой!
Она посмотрела на мобильник. Как долго не
звонит Жанна! Поднесла телефончик к уху. Нет, не звучат вожделенные птичьи
трели.
В конце улицы показалась машина «Скорой
помощи». Алена обмерла. А вдруг это за ней? Вдруг Жанна позвонила в 03 и
попросила забрать из сугроба на углу Медицинской одну сумасшедшую
писательницу?!
Нет, Жанна не знает, что она в сугробе.
«Скорая» медленно проехала мимо.
Телефон молчал.
«Так. Считаю до ста, а потом просто иду к
Игорю домой. Плевать на позор. Плевать на его маму... То есть нет, на маму,
конечно, не плевать, что я такое несу, да он мне в жизни не простит, если я
плюну на его маму, спаси меня господи от такой глупости... Телефон зазвенел!»
– Алло! Алло, Жанна!!!
– Алена, тише, не волнуйтесь, все в порядке с
вашим сокровищем. О господи, да возьмите себя в руки! Эта женщина – майор
милиции, понятно вам?
– Кто-о? – проблеяла Алена, вынужденная
вцепиться в грязный «газелий» бок, чтобы не рухнуть от изумления.
– Дед Пихто! – рявкнула Жанна. –
Майор милиции Омелина Галина Николаевна! Я специально заставила Анну Сергеевну
посмотреть ее служебное удостоверение!
– А кто такая Анна Сергеевна? – опять
закричала Алена.
– Вы что, совсем спятили?! – завопила и
Жанна. – Это маму Игоря так зовут, вы что, не знаете?
– Забыла, – упавшим голосом пробормотала
Алена. – Я забыла. Забыла. Я совсем забыла. Забы...
– Алена! – прошипела Жанна. –
Прекратите истерику! Еще раз повторяю: Анна Сергеевна посмотрела служебное
удостоверение этой дамы. Она майор милиции и ей лет на пятнадцать больше, чем
вам.
– А разве в служебных удостоверениях пишут год
рождения? – снова напряглась Алена.
– Не пишут, – с интонациями сиделки из
психушки ответила Жанна. – Но так сказала Анна Сергеевна. И добавила
шепотом, что она страшна как смертный грех и ужасно неприятная. Так что
волноваться вообще не о чем. Ясно?
– Ясно... – сквозь слезы выдохнула
писательница.
– Не будете?
– Не буду...
– Алена, идите домой, а? – ласково
попросила Жанна. – Уверяю вас, что с вашим сокровищем ничего не случится.
Обещаете уйти?
– Обещаю, – насморочным голосом сказала
Алена, простилась с подругой (с подругой, с подругой, теперь нет никаких
сомнений!) и нажала на сброс – чтобы через секунду, всхлипнув, набрать новый
номер.
Нехорошо врать, конечно, но она пока не может
покинуть свой наблюдательный пост. Майор милиции... отлично, однако майор,
генерал, да хоть фельдмаршал – а что она, эта милиционерша Омелина, делала в
«Хамелеоне» рядом с Гнатюком? С Гномом! И почему у нее темно-синяя «Ауди» –
совершенно как та, которая побывала около «Барбариса» в ночь нападения на Игоря
и в ночь всемирного потопа? Нет, вопросы еще оставались, вопросов было много, и
ответить на них мог только один человек из знакомых Алены Дмитриевой...
– УВД, следственный отдел, слушаю вас, –
раздался в трубке холодноватый девичий голос, и Алена, мигом собравшись и
проглотив комок, сказала столь же официально:
– Будьте любезны, Льва Муравьева пригласите,
пожалуйста.
– Кто его спрашивает?
– Алена Дмитриева, писательница.
– Ой, – хихикнул голос, мигом сделавшись
веселым и молодым голоском, – я ваши книжки читала. И тот роман, где вы
про Льва Ивановича написали, тоже читала! Здорово вы его... Соединяю!
– Слушаю, Муравьев! – донесся знакомый
неприятный голос.
– Лев Иванович, здравствуйте, это Алена Дми...
