– Он умер? – с печалью в голосе спросил «граф».
– Умер прямо у меня на глазах, – ответил Огонь-Догановский. – Как вы думаете, станет человек в преддверии смерти рассказывать небылицы ради забавы или еще чего?
– Надо полагать, что не будет, – первым ответил Феоктистов, которого очень занимал рассказ его нового приятеля.
– Я тоже думаю, что не будет, – произнес «граф» Давыдовский. – Ни к чему ему это, тем более на смертном одре…
– Хорошо, – был вынужден согласиться Сева Долгоруков. – А кто был тот второй, что тоже видел это чудище?
– Конюх из соседнего села Степан Колюжный. Это было уже не столь давно. – Немного подумав, рассказчик добавил: – Лет двенадцать назад он пас на берегу свою кобылу, прилег и задремал. Проснулся оттого, что почувствовал на своем лице дыхание. Открыл глаза – батюшки светы! Зверина огромная склонилась прямо над ним с пастью открытой. Тут он молнией вскочил – и деру! Только и помнит, что чудище было огромным, голова змеиная, а в пасти меж редких желтых зубов рыбий хвост застрял…
– Да-а, история, – протянул Феоктистов.
Ему было хорошо. А что, стол Долгорукова был великолепен, компания – приятная, а перспективы – и того лучше. Так бывает, судари. Находит что-то такое, охватывает теплой волной, и вам становится хорошо и благостно.
За разговорами никто и не заметил, что обед плавно перетек в ужин. За окнами было уже давно темно – чай не май месяц, – и хочешь-не хочешь, а пора было восвояси.
Илья Никифорович тяжело поднялся:
– Благодарствуйте за угощение и приятную компанию, – произнес он, кажется, с чувством.
Впрочем, от сытого гражданина, пусть он даже человек черствый и непреходящий сухарь, иногда тоже можно дождаться теплых ноток в голосе. Вот, господа, что такое хороший обед и ужин, и как они благотворно действуют на человеческую натуру…
Когда Феоктистов ушел, Долгоруков откинулся на спинку стула и закурил прямо за столом. Некоторое время все трое молча наблюдали, как серо-голубой дым от сигары клубами поднимается к потолку.
– А что, это чудище размером с быка, с головой змеи и телом в чешуе и в самом деле проживает в вашем лесном озере? – нарушил молчание «граф» Павел Иванович, не отрывая взгляда от облачка сигарного дыма, расплывшегося в кольцо и ставшего похожим на бублик.
– Правда, – коротко ответил Огонь-Догановский.
– Да ну? – недоверчиво переспросил Сева. – Выдумки небось. Для красного словца придумал. Не так ли?
– Ничего не выдумки, – едва не обиделся «старик». – Все сущая правда, уверяю вас, господа.
– Надо будет как-нибудь наведаться на то озеро, а, Сева? – посмотрел на Долгорукова Давыдовский. – А что? Развеемся, отдохнем. Может, сподобимся увидеть то чудище. Поохотимся.
– Ну, ежели оно тебя за одно место не схватит, может, и сподобишься, – беззлобно усмехнулся Алексей Васильевич.
– Ладно, – Всеволод Аркадьевич затушил сигару и обернулся к Давыдовскому: – Зовите наших друзей, ваше сиятельство…
* * *
Ленчик и Африканыч тосковали и слушали урчание животов друг у друга. Вот, милостивые судари, и обратная сторона человеческого существования – ощущение голода. В такие часы все кажется мрачным и беспросветным, даже если в окошко бьет солнце. Ничего не радует, даже то, что жив и здоров, поскольку радоваться не получается. Мало того, человеком овладевают хандра и печаль, которые могут перейти в неизбывную тоску. А в таком состоянии и самая жизнь кажется уже не в радость…
Собственно, «куклы» можно было нарезать и после, ведь впереди было еще одиннадцать дней до завершения «операции», но Всеволод Аркадьевич любил, чтобы все было приготовлено загодя, и чем раньше, тем лучше. Этого принципа, вполне понятного, если учесть, какими делами занималась «команда Долгорукова», придерживались и все сподвижники Севы. Поэтому Ленчик не сказал ни слова, когда Долгоруков поручил ему сделать «куклу». Сел и стал резать. Одну бумажку за другой – и так без конца… По единому размеру. Однообразие работы усугублялось скверным настроением голодного человека, а тут еще у Африканыча заурчало в брюхе так, что Ленчик невольно вздрогнул. И в этот момент к ним на этаж поднялся Давыдовский.
Лицо его, обычно непроницаемое и строгое, буквально светилось от счастья. А улыбка, едва заметная, красила его так, что будь на месте Ленчика или Африканыча женщина, она бы непременно влюбилась в Павла Ивановича без памяти. Но женщины в комнате не имелось, а находились в ней двое изголодавшихся мужчин, которым в данное время было не до чувственности и сантиментов.
– Ну, что, братцы, проголодались? – глядя на вытянутые и мрачные физиономии друзей, весело осведомился Давыдовский.
Африканыч в ответ на это промолчал, а Ленчик ответил:
– Еще бы!
– Тогда спускайтесь, господа, ужин вас ждет, – сказал «граф» и, не сдержавшись, добавил: – И еще кое-что.
– Выгорело? – простецки спросил Ленчик, и его лицо растянулось в улыбке. На что Давыдовский ответил ленчиковыми словами:
– Еще бы!
Когда они спустились, то первое, что увидели, – накрытый стол, а на нем, в самом центре, большой чемодан с раскрытой крышкой. Чемодан был полон денег. Денег господина мильонщика Феоктистова, которые он практически добровольно отдал им в пользование. Невероятный факт, которому не было обратного хода.
– Настоящие? – задал глупый вопрос Ленчик.
И все рассмеялись. Первым Долгоруков. За ним захохотал «граф» Давыдовский. Третьим был сам Ленчик. Огонь-Догановский смеялся беззвучно, хлопая себя по ляжкам и подпрыгивая в кресле, что уж никак не вязалось с его возрастом. К Африканычу вернулось его безмятежное настроение, и он смеялся вместе со всеми, чувствуя, что какой-то груз, жмущий ему грудь вот уже несколько часов кряду, улетучился, и ему было сейчас хорошо, как и всем остальным. Славно все-таки иметь таких друзей, каких имеет он, Самсон Африканович Неофитов!
Когда все отсмеялись, а Огонь-Догановский еще и вытер цветастым платочком выступившие слезы, Всеволод Аркадьевич обвел присутствующих блестящими от радости глазами:
– Поздравляю, господа, – произнес он торжественно и серьезно. – Мы стали богаче на два миллиона семьсот пятьдесят тысяч рублей. То есть на пятьсот пятьдесят тысяч рублей стал богаче каждый из нас. Я смею полагать, что это было крупнейшее дело в истории российских афер, особенно для рядового губернского города, каковым является патриархальная Казань. Если бы в мире имелась энциклопедия мошенничеств, наша афера с господином Феоктистовым стояла бы в ее первых строках…
– Ура-а, – вскричал Ленчик. – Да здравствуют «Червонные валеты»!
– Теперь остается грамотно завершить дело, – Сева при этих словах посмотрел на Африканыча, и тот незаметно кивнул. – Но, так или иначе, этих денег мы уже никому не отдадим. Так что, друзья, можете каждый немедленно получить свою долю…
