Эмили наклонила голову набок:
— А у вас с Азимом случалось когда-нибудь, чтобы вы не разговаривали?
— Нет! — Мадэни даже хмыкнул. — Он слишком любит поговорить, чтобы вытерпеть молчание.
— Как давно вы его знаете?
— С детства, — ответил он и с трудом сдержал улыбку, предаваясь воспоминаниям. — Если я вам скажу, что он может оказывать на меня дурное влияние, вы поверите?
— Возможно, — уклончиво ответила Эмили, но тут ее губы дрогнули. — Хотя это выглядит маловероятным.
Мадэни открыто расхохотался:
— Моя мама говорила то же самое, еще когда мы были мальчишками. И мама Азима тоже. Даже если какое-нибудь озорство было полностью делом его рук, он умудрялся оставаться невиновным.
— Полностью делом его рук?
— В основном. — Увидев ее удивленно поднятые брови, он поправился: — Ну, по крайней мере, частично.
Она расхохоталась на удивление заливистым смехом. Ему нравилось слышать, как Эмили смеется. Нравилось видеть ее такой расслабившейся, особенно после такого тяжелого для нее дня.
— Похоже, вам изрядно доставалось.
— Да, было дело.
— Но мне не кажется, что вы из тех людей, которые могли бы легко поддаться влиянию.
— Это правда. — На Мадэни нелегко было влиять ни в детстве, ни сейчас. Пытаясь сдержать свой порыв, он все-таки опустил взгляд на губы Эмили, вспоминая свое ощущение, когда прижимался к ним своими губами. Искушение стояло сейчас перед ним в образе красивой, сексапильной и волнующей молодой женщины. Ему хотелось узнать о ней больше, узнать о ней все. Но на это у него не было ни времени, ни права. Он отвел взгляд, но, поскольку не мог до конца справиться с любопытством, спросил: — Что вы обо мне думаете, Эмили?
— Да вы просто напрашиваетесь на комплимент! — смеясь, укорила его она.
— Возможно, и так. А вы не могли бы оказать любезность и доставить мне такое удовольствие?
Эмили пожала плечами:
— Почему бы и нет? Вы производите впечатление авторитарного и очень решительного человека. Вы точно знаете, что вам нравится и чего вы хотите.
— Да. — Мадэни действительно знал, что ему нравится и чего он хотел. Но это не значило, что ему было легко всего добиваться…
— Господи, я имела в виду белые трюфели, — выдохнула она и улыбнулась.
Они дошли до угла, и, пока ждали у светофора, Эмили продолжила:
— Мне нет необходимости говорить вам, что вы привлекательны. В тот вечер у Хендерсонов моя помощница, увидев вас, заявила, что вы наверняка манекенщик, рекламирующий белье.
Он закашлялся:
— Это ведь комплимент, правда?
— О, безусловно. — Эмили посмотрела по сторонам. — Я покажу вам эту рекламу, если увижу где-нибудь.
— Не могу дождаться, — сухо сказал он. Эмили хмыкнула и, явно наслаждаясь его неловкостью, продолжала:
— Думаю, наша официантка в «Фуванге» скормила бы мне изрядную порцию яда, если бы была уверена, что благодаря этому сможет всецело завладеть вами.
— Вы сильно преувеличиваете.
Эмили фыркнула:
— Она едва удостаивала меня взглядом, даже в тот момент, когда я делала заказ. Девушка смотрела во все глаза только на вас, Мадэни.
— Это потому, что я говорю властным тоном, — сказал он шутливо, хотя с самой колыбели родители учили его быть сильным и уверенным в себе.
— Правильно. И еще вы очень скромный, — бесстрастно заметила Эмили, заставив Мадэни засмеяться. И уже более серьезно добавила: — Совершенно очевидно, что вы энергичный и одаренный человек. Вы очень успешно занимаетесь своим бизнесом. Я думаю также, что вы великодушный человек, потому что ваш бизнес, в свою очередь, помогает вашим соотечественникам зарабатывать деньги. В каком-то смысле вы пропагандируете Кашакру в мире.
Мадэни было приятно, что Эмили так думает. Это действительно было его целью — давать возможность своему народу зарабатывать и создавать положительный образ своей страны за рубежом.
— А что еще?
— А еще вы ненасытный.
— Ненасытный?
Какое интересное слово она выбрала!
За время их сравнительно недолгого знакомства Мадэни понял несколько вещей относительно Эмили. Например, то, что, хотя Эмили и казалась совершенно независимой и энергичной, она была очень ранимой и на удивление неуверенной в себе как женщина. Мадэни винил в этом ее бывшего возлюбленного, хотя и ее семья, похоже, приложила к этому руку. Ей не оставили никакого выбора.
Она могла быть умной или красивой, как ее младшая сестра. Она могла делать то, о чем мечтала, или выйти замуж. Они заставили ее делать выбор, хотя в выборе не было никакой необходимости.
Эмили заслуживала лучшей доли, чем эта. Она заслуживала гораздо большего.
На ее щеках вспыхнул румянец, который ей очень шел.
— Я имею в виду ваше самомнение. Ему нужна постоянная подпитка. Хотя покажите мне какого-либо другого мужчину, чье самомнение не нуждалось бы в этом. В вас нет ничего необыкновенного или самобытного. — Ее губы ненамеренно дрогнули в обольстительной улыбке.
Мадэни пришлось напрячь всю свою волю, чтобы устоять перед ее обаянием.
— Зато вы самобытны, Эмили Мерит, настолько, что я буду помнить время, которое мы провели вместе на Манхэттене, до конца своих дней.
Мадэни взял ее пальцы в свои. Он собирался просто пожать их. Но когда он поднес тыльную сторону руки Эмили к своим губам для поцелуя, то понял, что не поэтому чувствовал себя совершенно потерянным.
— О господи!
Он взглянул ей в глаза, но она не смотрела на него. Эмили неотрывно смотрела через его плечо с выражением волнения и неверия. Его самомнение, в чем она только что обвинила его, лопнуло, как проткнутый воздушный шарик. Выдернув свою руку, она помчалась к витрине ближайшего здания.
— Вот оно! — возвестила Эмили и, широко улыбнувшись, повернулась к нему. — Это как раз такое место, о котором я мечтала. И — о, мой бог! — оно свободно сейчас.
Мадэни прочитал рекламу агентства по недвижимости, размещенную в витрине, обратив внимание на площадь помещения, указанную в квадратных футах.
— Мне кажется, это место великовато для бизнеса по обслуживанию мероприятий. — «Не говоря уж о цене, — подумал он, — особенно притом, что переоборудованная кухня в квартире Эмили могла удовлетворить все ее нужды».
— Это не для обслуживания мероприятий. Это для «Мерит». — Тон ее был надменным, лицо излучало гордость и душевное волнение, когда она добавила: — Моего ресторана.
Эмили следила за тем, как будут восприняты ее слова, и ее душа сжалась, готовая к негативной реакции, с которой обычно Рид и даже ее семья воспринимали все ее планы по открытию собственного ресторана.
