Кара подошла к нему и стала светить фонариком. Порывшись в коробках с продуктами, Джей вытащил банку с какао, а затем пакет с шоколадными конфетами.
— Не волнуйся. Я тебе помогу. — Заметив его озадаченный взгляд, Кара весело добавила: — Ведь ты хочешь попробовать конфеты?
Губы его изогнулись в улыбке, и при виде ее сердце Кары как-то странно дрогнуло.
— Может быть, парочку съем.
— Пожалуйста. Никто не ест всего пару конфет, — сказала Кара. — А эти как картофельные чипсы. Прежде чем ты успеешь заметить, половина пакета исчезнет.
Джейк смотрел на нее сквозь полумрак:
— Ты не похожа на женщину, увлекающуюся столь неполезной едой.
— Мы все имеем свои маленькие слабости.
Невысказанные слова повисли в воздухе между ними. Маленькие слабости и прочие запретные удовольствия были сейчас на последнем месте в списке приоритетов Джейка. Если честно, он вообще забыл о том, что это такое. Взгляд его устремился на ее губы — слегка полуоткрытые, упругие и такие манящие…
— Ты хотел добавить мятный шнапс в горячий шоколад, — продолжала Кара. — Это запретное удовольствие повыше рангом, чем конфеты или картофельные чипсы.
Он кивнул. Возможно. Но в голову ему пришли совсем другие мысли, по сравнению с которыми мысль о шнапсе была самой невинной.
— Это уж точно, — согласился он.
Сконцентрировавшись на практических вещах, Джейк стал насыпать какао в чашки. Кара добавила в свою пару шоколадок. Джейк решил этого не делать. В чайнике закипела вода, и Джейк осторожно налил кипяток в первую чашку. Кара помешала в ней ложкой. Джейк налил кипяток в другую. Потом добавил в обе чашки немного шнапса. Кара снова помешала в них ложкой.
— Из нас получилась хорошая команда, — заметила она.
Джейк нахмурился. Он больше не был членом никакой команды. Он был одиночкой, скрывшимся от общества, и пребывал в таком состоянии уже несколько месяцев. И почему его это так раздражало? Его родственники, их неожиданный приезд, споры с братом…
— Джейк? — Кара неуверенно улыбнулась. — Все в порядке?
Давно уже ничего не было в порядке. Иногда ему казалось, что больше никогда и не будет. Однако он кивнул:
— Отнеси чашки на стол. Мы зажжем свечи, которые мама привезла для пасхального обеда.
— О, не надо этого делать! Надо сохранить свечи до завтра.
— Не переживай. Мама не будет возражать. Внешние атрибуты для нее никогда не имели первостепенного значения.
Чиркнув спичкой, он зажег толстую свечу. Затем сел напротив Кары. В интимном свете свечей эта женщина показалась ему еще более привлекательной. Колышущиеся вокруг нее тени придавали ее облику таинственность.
Джейк всегда любил тайны. И особенно любил разгадывать их. У него было несколько кусочков мозаики из картины ее жизни. Сын. Борьба за опекунство. Тоска о погибших родителях. Но что еще было у Кары? Он не сомневался: в жизни ее существовало еще что-то очень важное.
Кара отпила напиток и облизала верхнюю губу:
— М-м-м… Вкусно.
Джейк отхлебнул из своей чашки, едва не застонав от наслаждения. На самом деле он не был фанатом горячего шоколада, но со шнапсом и красивой женщиной напротив этот напиток показался ему амброзией.
— У меня возникло ощущение, что нам для начала надо было бы поиграть в снежки, — сказала она.
— Это можно устроить.
— Нет уж, спасибо.
— Ты часто играла в снежки?
Лицо ее оставалось задумчивым.
— Нечасто, нет. Только ребенком. В одиночку трудно играть в снежки.
— А были у тебя друзья, ребята из соседних домов? Вы кидались друг в друга снежками?
— Несколько раз. — Кара пожала плечами. — Обычно эту игру затевали мальчики.
— Мальчикам это нравится, — согласился Джейк, вспомнив о том, как в детстве несколько раз кидался снежками в красивую девочку, чтобы обратить на себя ее внимание.
— Но в основном после больших снегопадов я с соседскими девочками лепила снеговика. И не потому, что мне этого особенно хотелось.
— Ты была сорванцом, как уже сказала.
— Да, действительно. Это было так весело — принимать участие в снежных битвах, которые устраивали мальчишки.
Кара сделала еще глоток. На этот раз она не облизала губы, как в первый раз. Остатки нерастаявшего шоколада прилипли к ее верхней губе, и Джейк невольно облизал свои губы.
— Ты снова можешь прожить свое детство. — Брови ее удивленно поднялись, поэтому Джейк пояснил: — Вместе с твоим сыном. Когда ты смотришь, как ребенок радуется жизни, то сам словно становишься ребенком.
— Интересно слышать такие слова от человека, у которого нет детей.
— Дин… это он сказал. Конечно, мой брат никогда по-настоящему не повзрослеет.
Кара ткнула в него пальцем:
— Ты наверняка красил этим вечером пасхальные яйца!
Джейк не смог сдержать смеха.
— Я даже играл с племянниками в прятки, — добавил он. Он с детьми затеял игру в прятки сразу после покраски яиц, главным образом для того, чтобы дать отдохнуть Бонни.
Ее губы изогнулись в улыбке при этих словах, и взгляд Джейка снова устремился на ее верхнюю губу, измазанную растаявшим шоколадом.
— Одно из преимуществ быть дядей, — быстро добавил он, — состоит в том, что время от времени ты позволяешь разгуляться своему внутреннему ребенку.
Кара даже представить себе не могла, что внутри этого угрюмого мужчины может жить ребенок. Он был полон сюрпризов. И у нее возникло множество вопросов. Любопытство пересилило вежливость, и она спросила:
— Ты когда-нибудь планируешь завести свою собственную семью?
Настроение Джейка мгновенно изменилось, как и выражение его лица. И то, и другое стало напряженным, настороженным. Ответ его был кратким:
— Нет.
«Это не твое дело», — напомнила самой себе Кара. Но почему-то спросила:
— Никогда?
Взгляд его был устремлен на свечу, горевшую на столе между ними. Он так долго молчал, что Кара уже отчаялась дождаться ответа.
— Думаю, что никогда. — Он произнес эти слова медленно, будто вытягивая их из глубины души. — Однажды я уже встретил женщину. И мы оформили с ней отношения. Потом мы поселились в доме, требующем ремонта, который купили очень дешево, в сельской местности. — Сказав эти слова, Джейк угрюмо рассмеялся. — Это означало, что дом требовал больших вложений — и денег, и труда. Но ведь было множество хороших домов, которые можно было купить. Хороший дом, кроме того, был бы выгодной покупкой.
Забыв о доме и сельской местности, Кара думала только об одном — о его жене.
