От обиды у меня стало горько во рту. Выходит, они тут пируют
по высшему разряду, а уволенным сотрудникам наверняка не на что купить своим
детям молока?! Как же они смели нам врать, что издательство на грани
банкротства и нет денег, что им всем тоже в ближайшее время предстоит искать
работу… Да одни эти устрицы стоят столько же, сколько получал в месяц весь наш
отдел!
От волнения и ярости я дышала все чаще и чаще, забыв, что
Галина Егоровна перед выходом предупредила меня:
– Ты, Люсь, сильно в этой блузке не вертись. И дыши
поспокойнее. Это ж не шелк, а вискоза, да и размерчик не твой, так что… Одним
словом, не вырони бюст, Люся!
Юбка тоже была чересчур коротка. В родном, прости господи,
ресторане я к ней уже как-то привыкла, но здесь, в ярком свете, да еще среди
знакомых людей, сама себе показалась голой. Вообще-то так оно и было, потому
как проклятая юбка норовила задраться чуть ли не до пояса.
Я как раз решила ее одернуть, но в этот момент с ужасом
почувствовала на своей ляжке нечто горячее и влажное. Не веря собственным
ощущениям, я медленно повернулась – и обнаружила прямо перед собой
отвратительную пьяную рожу с красным носом и прилипшими ко лбу волосиками. При
виде моих вытаращенных глаз рожа радостно икнула – и ее обладатель, пьяный
вусмерть, немедленно ухватил меня за нервно вздымающуюся грудь.
– Т-ты м-моя пр-рельсь… Пи-тич-ка моя! Пойдем
потанцуем?
– Да как вы…
– У, какая… срдитая… Хочешь водочки?
– Отстаньте от меня!
– Не груби! Знашь, кто я? Я о-ли-гарх! Ик! Ну, почти.
– Вы хам и скотина! Уберите руки!
– Не ломайся, цыпочка…
Человеческому терпению есть предел. Я набрала воздуха в свою
грудь и изо всех сил толкнула нахала в его грудь. На его лице нарисовалось
обиженно-изумленное выражение, и он смачно плюхнулся на пол. Я гневно одернула
проклятую юбку и перешагнула через поверженного врага. Теперь меня переполняла
холодная и чистая, как снега Эльбруса, ярость.
Твердым шагом я прошла на середину банкетного зала и
поманила звезду эстрады пальчиком. Кумир миллионов нерешительно огляделся и
наклонился ко мне, решив для начала выяснить, стоит мне хамить или нет. Вдруг я
переодетая олигархиня?
– Дайте мне микрофон, Николай! – суровым тоном
приказала я певцу.
Басков снова огляделся вокруг, но никто из окружающих не
возмутился, наоборот, кое-где даже раздались одобрительные смешки. Вероятно,
подвыпившие гости решили, что на смену певцу пришла юмористка. Что-то вроде
Клары Новиковой.
Одним словом, микрофон я заполучила безо всякого труда и
смело забралась на сцену. Из зала на меня смотрели сытые, лоснящиеся рожи, а я
думала сейчас о своих бывших сослуживицах, а также о новых знакомых – отце
троих детей Сергее, о Галине Егоровне – о тех простых людях, которые честно
трудятся всю свою жизнь, а в награду получают лишь под зад коленом!
Я откашлялась прямо в микрофон и закричала:
– Как вам не стыдно! Посмотрите на себя, вы уже и на
людей-то не похожи! Какие-то свиные рыла, а не лица!
Над залом повисла тишина. А потом раздался женский голос:
– Это же Гоголь, «Ревизор»!
Что ни говори, а женщины в нашей стране гораздо начитаннее
мужчин. Народ опять засмеялся, кое-кто принялся фотографировать меня на
мобильный.
А я продолжала:
– И ведете вы себя как свиньи! Как можно пировать,
когда совсем недавно из этих стен пинком под зад вышвыривали хороших работящих
сотрудников?! А уж от вас, Елена Михайловна, я этого никак не ожидала. Неужели
вы забыли, как сами начинали? Совсем зажрались, да? А ведь у Лены Смирновой –
трое несовершеннолетних малышей. Кто ее на работу возьмет, а? Галя Петренко
одна сына растит и отца-инвалида содержит, вы об этом подумали?
Смешки прекратились, теперь им на смену пришел неясный гул.
Я угрожающе придвинулась к краю сцены, отчего те, кто находился рядом с нею,
шарахнулись назад в совершенно непритворном испуге. Елена Михайловна растерянно
таращилась на меня, словно ребенок, которого разбудили посреди ночи. Ирина
Львовна, моя бывшая начальница, которая стояла от директрисы по левую руку,
что-то быстро нашептывала ей на ухо.
А меня несло дальше:
– Вы все, все еще попомните этот свой пир во время
чумы! Вы еще ответите за слезы детишек! Бог правду видит и шельму метит! Вы еще
пожалеете о своем хамстве и свинстве, ох, пожалеете, да только поздно будет!
В зале наступила зловещая тишина, лишь чей-то задумчивый
голос даже не позвал, а скорее предложил:
– Охрану?..
Стало слышно, как торопливой скороговоркой частит Ирина
Львовна:
– Вы, Еленочка Михайловна, не волнуйтесь, Лютикова у
нас всегда была с придурью, ку-ку, можно сказать…
В этот момент сквозь толпу наконец-то начали проталкиваться
трое парней с профессионально-безразличными физиономиями. В принципе я была
вовсе не против пострадать за свои убеждения до конца, но похабная юбка и не
менее похабная блузка грозили превратить героическое действо в стриптиз для
извращенцев. Поэтому я отдала микрофон окончательно обалдевшему Баскову и
погрозила охране пальцем:
– Не смейте меня трогать! Я сама.
В полной тишине я спустилась со сцены и с гордо поднятой
головой прошла через зал к выходу. Люди расступались передо мной, как волны
моря перед Моисеем. В полном одиночестве я вышла в вестибюль, отворила входную
дверь и ушла в ночь.
Минут через десять, впрочем, я остановилась и хлопнула себя
по лбу. Надо же, как сильно действует на человека адреналин! На улицу я вышла
без верхней одежды, в одной лишь нелепой униформе официантки. Спохватилась
только, когда зимний холод пробрал меня до костей…
Справедливо предположив, что черный ход наверняка остался
открытым на случай, если нам с Оксаной что-нибудь понадобится в фургончике, я
бегом вернулась по морозцу во дворик издательства. Осторожно проскользнула мимо
дремавшего за рулем Сашки и протиснулась в дверь.
Напрасно я хлопала выключателем в раздевалке, очевидно,
лампочка перегорела. Впрочем, свою куртку я могла снять и на ощупь. Яшагнула к
вешалке – и немедленно споткнулась обо что-то мягкое. Решив, что это чья-нибудь
шуба свалилась с крючка, я пошарила рукой в темноте…
Это была не шуба. Под вешалками в служебной раздевалке лежал
человек. Я выпрямилась, чувствуя, как холодеет у меня в животе. На негнущихся
ногах я вернулась к дверям, вышла на улицу и постучала Сашке в кабину. Он
вскинулся, моргая глазами со сна.
– Ты чего, Люсь?
– Саш, ты это… У тебя спички есть?
– Покурить, что ли?
– Нет, я не курю. Мне там надо… сапоги найти в темноте!
