– Приветствую тебя, князь…
Владимир оглянулся, приветственно помахал рукой:
– Давай заходи. Звенько, пусть Сувор сварит еще кавы.
Огромный воин одарил Гамаила хмурым взором, нехотя вышел,
плотно прикрыв дверь. Слышно было, как он взревел, отдавая распоряжения.
Донесся топот ног.
Гамаил медленно приближался к столу, лихорадочно вырабатывая
новую линию поведения. Похоже, князь принял здесь не от презрения к нему,
иудею, а от пренебрежения правилами. Здесь его рабочая комната, и прием здесь
можно рассматривать как доверие…
Приободрившись, он поклонился еще:
– Славный князь новгородский, я прислан к тебе от нашей
общины…
– Ага, добро, – ответил князь рассеянно. –
Слушай, от Ловати до Березайки сколько верст?
Гамаил взглянул на карту. Грубо сделанная, очертания нанесены
небрежно, но можно понять, что там изображено. Всмотрелся, сказал неуверенно:
– Судя по этой карте, верст семьдесят… Но на самом деле
там не меньше ста. Да и вот здесь не пустое место, а река выдает петлю…
Он осторожненько указал длинным ногтем. Князь всмотрелся,
кивнул хмуро:
– Верно. А что делать, когда я сам рисовал!.. Каждый
знает только свое село, купцы знают только дороги, а уже на шаг в сторону – для
них неведомые земли со Змеями Горынычами, великанами… А я князь, мне нужно
видеть все княжество целиком!
Вошел сильно прихрамывающий старик. Поставил на край стола
две чашки с парующим кофе. Что-то буркнул неодобрительное, удалился. Князь
рассеянно указал гостю, чтобы взял чашку, спросил, не оборачиваясь:
– Ну и о чем просят ваши купцы?
– Ни о чем, – ответил Гамаил.
Князь от неожиданности чуть не подпрыгнул, даже каву слегка
плеснул на пол. Обернулся, смотрел подозрительно:
– Как это? Все чего-то просят.
– У нас все есть, – сказал Гамаил скромно. –
При твоем княжении торговля расцвела, на дорогах мир и покой. Мы построили
новые склады в городе, у нас теперь свой причал, а наши корабли ходят в самые
дальние страны. Но мы услышали, что твой брат собирает войска…
Он видел, как потемнело лицо молодого князя. Но тот совладал
с собой, только голос стал глуше:
– Да, это так.
– И что ты собираешься делать?
Владимир ощетинился:
– А какое ваше собачье дело?
Гамаил сперва поклонился, отхлебнул горячей кавы, снова
поклонился:
– Нам бы не хотелось здесь войны… Это большие убытки
для торговли. Но если ты соберешься нанять войско и выступить навстречу, то мы
могли бы одолжить тебе денег…
Он умолк на полуслове. Владимир насторожился. Впервые ему
кто-то предлагал помощь. Понятно, они прежде всего о собственной шкуре пекутся,
но и ему такое выгодно.
– Сколько? – спросил он в упор.
Гамаил печально опустил глаза:
– Времена сейчас трудные, ибо мы как раз вложили
большие деньги в товары… К тому же сильная буря разметала и потопила большой
флот с товарами из Севильи… Но мы собрали бы достаточно, чтобы ты мог снарядить
десять тысяч воинов. Или же нанять пять тысяч варягов. Ты очень способный
полководец, мы за тобой наблюдаем, тебе этого будет достаточно для победы!
Владимир заставил себя подавить вспыхнувшую радость, скривил
губы в злой усмешке:
– Да? Или достаточно, чтобы два огромных войска посекли
одно другое насмерть? А вам осталось только подобрать наших детей и продать в
рабство в южные страны?
Гамаил раскинул руки в обиженном жесте:
– Княже!.. Разве мы больше продаем русских детей и
женщин, чем продаете вы сами?
– То мы, – проворчал Владимир, – а то вы. Мы
своих продаем! Да и не свои они, а вятичи, тиверцы, а то и вовсе уличи!.. Они
наших тут же в колодки и на багдадские базары. Ладно, оставим это. На каких
условиях дадите?
Гамаил протестующе выставил ладони:
– Никаких условий!.. Ты волен делать с этими деньгами
что захочешь. А нам их вернешь… с небольшим процентом. Киев город богатый, ты
даже не заметишь уплаты долга.
Владимир смотрел пристально:
– А ежели я не смогу одолеть Ярополка?
– Ты одолеешь, князь.
– А вдруг?
Гамаил печально улыбнулся:
– Ну что ж… Будем считать еще одной бурей, разметавшей
наши корабли.
– Но у вас этих кораблей немало, верно?
– Княже, горький опыт моего народа научил многому.
Например, не перевозить все ни на одном корабле, ни на одном осле. Какими бы
надежными они ни казались.
Владимир кивнул:
– Понятно. У вас должны быть ослы и помимо меня. А
расходы и потери включаете в стоимость нового товара? Я наверняка заодно оплачу
и потерю Хазарского каганата, и пленение иудеев в Самарии, и даже разрушение
храма Соломона…
Гамаил скромно улыбнулся, показывая, что понимает грубоватую
шутку варварского князя:
– Пожалуй, разрушение храма можно в счет не включать…
Если ты, княже, готов к разговору с нашими старейшинами, то я покорно прошу
назначить встречу. Я только посланец!
Владимир сказал сдержанно, по-прежнему изо всех сил скрывая
радость:
– А чего тянуть кота за хвост? Завтра после обеда.
Сумеют собраться?
– На все твоя воля, – поклонился Гамаил. И понял,
что можно ответить такой же откровенной шуткой-насмешкой над стремлением
единоверцев к наживе. – Если пахнет хоть медной монеткой, мои люди эту
ночь не лягут спать, а завтра по твоему слову взберутся на любую гору!
Он ушел, провожаемый Звенько. Владимир подумал все с той же
щенячьей радостью, что здесь пахнет уже не медной монеткой. Киев – город
богатый. Похоже, солнце всходит и над его воротами!
Глава 17
Небо было черным как сажа, а звезды собрались в рои, как
огненные пчелы. Никогда их столько не слеталось вместе, никогда не были такими
яркими. Воздух был теплый, как молоко в печи, такой же тяжелый и густой.
Неслышно пролетел крупный кожан, только звезды на миг гасли по его тайной
дороге.
– Звезды – к удаче, – сказал он, стискивая
зубы. – Все к удаче! Нет, даже к успеху.
Старый волхв в его детстве учил, что у каждого человека есть
путеводная звездочка, которая его ведет по жизни. Когда человек умирает, то и
звездочка падает, гаснет. Но есть люди, над которыми небо не властно. Эти люди
сами двигают звездами!
Тогда он поклялся, что будет именно таким человеком. И вот
сейчас, похоже, чуть-чуть сдвинул свою звездочку. Приход раввина – это успех, а
не удача. Сказали, что присматривались. А князь – не холоп, весь на виду.
Раскусили, как он раскусил Тавра. Поняли его потому, что они всем народом во
всех странах и племенах все еще челядинцы, каким он был в Киеве. Потому хитрые,
скрытные, себе на уме, потому что тоже хотят выжить, как хотел и выжил он.
