Я проследила за его указательным пальцем с
обгрызенным ногтем и увидела вывеску – «Кондитерская «Делифранс», вход
через Зал Чайковского».
Надо же, как изменились времена! В начале
80-х я иногда приходила в этот зал, правда, со стороны улицы Горького, через
актерский вход. Так вот, и музыканты, и зрители, явившиеся на концерт, были
крайне недовольны. Тогдашний директор зала закрыл один-разъединственный буфет,
где тихо торговали бутербродами с засохшим сыром и противной жирной копченой
колбасой. Мотивировал свое решение он просто:
– Нечего цитадель искусства превращать в
харчевню. Люди должны здесь наслаждаться музыкой, а не жрать хлеб и пить
лимонад. Симфония и колбаса несовместимы.
Мы вошли в просторный вестибюль, и я невольно
присвистнула. Да, похоже, с искусством в цитадели классической музыки покончено
навсегда. В холле вольготно существовали целых три ресторана. В одном
подавали мороженое, в другом – кофе, в третьем – сок.
Но Кирюшка и Лиза поволокли меня к булочкам.
При взгляде на ценники у меня помутилось сознание. Корзиночка с фруктами –
семьдесят рублей, булочка с клубникой тянула на полсотни, крохотный круассан
стоил тридцать пять. Дети тоже слегка присмирели, но сзади уже набежал народ, и
мы постеснялись расталкивать толпу.
– Возьми нам два «конвертика» с сыром по
сорок рублей, – шепнула Лиза, – и бежим отсюда.
Я кивнула. Прямо перед нами стояла хорошо
одетая пара. Дама неопределенных лет и девочка примерно Лизиного возраста в
бархатной курточке и кожаных брючках.
– Вот это хочу, – капризно протянула
девица, тыча наманикюренным пальцем в сторону дорогущих пирожных.
– Пять со взбитыми сливками, четыре с
клубникой, шесть с вишней, – принялась перечислять мамаша.
Буфетчица начала аккуратно укладывать
лакомства в фирменные коробочки. Внезапно Кирюшка вздохнул и с завистью
произнес:
– Небось вкусные вон те, с желе!
– Да тише ты, – шикнула Лиза и
дернула его за рукав, – нам такое не по карману.
Кирюша быстро глянул на меня и затарахтел:
– А и не хочется вовсе, потом живот
заболит, крема очень много… Лучше вон те, с сыром!
Девочка в брючках повернулась, окинула взглядом
Кирюшу и Лизу, презрительно хмыкнула и приказала:
– А еще с малиной, бананами, ежевикой и
смородиной… Ну и с сыром, дешевеньких.
– Конечно, – согласилась мамаша.
– Что желаете? – обратилась ко мне
другая продавщица.
Чувствуя, как тяжелая злоба начинает туманить
мозги, я рявкнула:
– Шесть корзиночек со взбитыми сливками,
пять пирожных с клубникой, семь с вишней…
– Эй, Лампа, ты чего, – прошептала
Лиза, – лучше с сыром.
– И десять с сыром, – припечатала
я, – впрочем, положите еще и эти с маком и вон те с ежевикой.
– Всех по десять? – поинтересовалась
девушка.
– Да, именно по десять!
Когда счастливые дети, обвешанные коробочками
и кульками, исчезли в поезде, я, вздохнув, перешла на другую сторону платформы
и стала дожидаться своего поезда. Я категорически не хочу, чтобы Лиза и
Кирюша выросли ущербными, с менталитетом нищего человека, у родителей которого
не было денег, чтобы купить ребенку булочку. Правда, следует признать, что
выпечка омерзительно дорогая, хорошо еще, что в моем кошельке лежала крупная
сумма. Я носила с собой деньги на всякий случай, потому что хотела купить
перчатки на меху, да все не попадались подходящие. И потом, эта девчонка в
кожаных штанах так противно ухмылялась!
Сев в поезд, я раскрыла детектив и
подумала: «Черт с ними, с перчатками, зима-то кончилась».
Глава 3
На следующий день, где-то около полудня, мы с
Сеней в задумчивости разглядывали снимки. Голый Борис Львович выглядел не
лучшим образом, руки и ноги тощие, кожа бледная, на спине какие-то то ли прыщи,
то ли пятна. Зато дама просто красотка. Идеальная фигура с тонкой талией и
высокой грудью, длинные ноги и никакой болезненной худобы профессиональных
моделей. Не спорю, на вешалке платье выглядит лучше всего, но в обнаженном виде
всякие Кейт Мосс просто отвратительны, больше всего они напоминают строительную
арматуру, из бетонных кусков которой торчат железные прутья.
Но любовница моего хозяина смотрелась
расчудесно: всего у нее было в меру – и округлостей, и стройности.
– Знаешь ее? – поинтересовался Сеня.
Я внимательно всмотрелась в личико красотки.
– Нет, ни разу не встречала.
– Хорошенькая, – оценил хозяин и
бросил снимки на стол, – все при ней.
– Мне можно больше не ходить к
Ремешковой? – обрадовалась я.
– Анька просила, чтобы ты еще поработала
недельку.
– Зачем?
Сеня пожал плечами.
– Хочет убедиться, что краля у мужика
одна.
Я с сомнением покосилась на изображение тощего
Бориса Львовича. Нет, он мало смахивает на страстного донжуана, хотя кто его
знает…
– Анька сегодня сюда явится, я ей фотки и
покажу, – сообщил Сеня, – а ты ноги в руки – и вперед.
В субботу Борис Львович праздновал день
рождения. По такому поводу были званы гости. Двое художников, Андрей Корчагин и
Никита Малышев, с женами, очень томная дама неопределенного возраста, кокетливо
закатывающая глаза и откликающаяся на кличку Зюка, и мужик с манерами генерала
Лебедя, чье имя и отчество мне сразу узнать не удалось.
Сначала вручали подарки «новорожденному».
Борис Львович получил от художников бутылку коньяка «Отар» и пятилитровую
сувенирную упаковку виски «Ред Лебел». Зюка, присюсюкивая, преподнесла альбом
«Лувр», а грубоватый мужик – одеколон неизвестной фирмы, зато редкой
вонючести. Любопытная Ирочка моментально распечатала упаковку, и по комнате
поплыл тяжелый аромат, которым отличаются от дорогого парфюма египетские
подделки.
Дамы выглядели блестяще. Причем в настоящем
смысле этого слова. Аня нацепила малиновое платье с люрексом. Оно было сшито
«под горлышко», к тому же хозяйка обмотала шею золотыми цепями. Блеск украшений
сливался с сиянием люрекса. Ирочка влезла в обтягивающий до неприличия
светло-лазурный костюм-стрейч. Девочка явно тяготела к голубому цвету. На ее
мощной груди переливалась всеми цветами радуги бриллиантовая брошь, а мочки ушей
оттягивали дорогие серьги.
