«Алиби» официально оформлено как сыскное
агентство, и к нам частенько обращаются люди с подобными просьбами, только, как
правило, Сеня старается отвадить таких клиентов. И почему он назвал
задание эксклюзивным? Самая обычная рутина, только зарплата, положенная мне,
выше обычной, что довольно странно.
– Эта самая Анна – лучшая подруга
Леки, – со вздохом сообщил Сеня.
Все сразу стало на свои места. Лека, Ольга
Гаврилова, третьесортная артисточка из мало кому известного театра, –
бывшая жена Сени. Развелись они года три тому назад, и Сенечка до сих пор
шарахается от баб, как от чумы. Примерно раз в неделю Лека заявляется в контору
и устраивает жуткий скандал, требуя у бывшего мужа деньги. Она пребывает в
твердой уверенности, что он, несмотря на полный разрыв, обязан содержать ее до
гроба. Гребнев – человек мягкий, любящий решать все конфликты миром,
поэтому ему легче заплатить, чем ругаться с базарной бабой.
– Понятно, – улыбнулась я.
Сеня развел руками:
– Ну извини, Анна – еще та штучка.
Боюсь, кроме тебя, ее никто не сумеет выдержать, а ты, с твоим умом и…
– Ладно, Сенечка, – прервала я
хозяина, – под каким видом проникать в дом?
– Им нужна домработница, – ответил
Сеня, – прежнюю Анна с треском выгнала, заявив, что она хамка.
Я аккуратно поставила бокал на стол.
Домработница так домработница, мне, собственно говоря, все равно.
Глава 2
Утром, не успев проснуться, я подлетела к
балконной двери и глянула на улицу. Шел крупный, просто новогодний снег, пейзаж
больше напоминал январь, чем апрель. Но кенгуру на балконе не было. Убедившись
в собственной нормальности, я быстро оделась, просто и неброско, и помчалась к
госпоже Ремешковой.
Жила удачливая бизнесменша недалеко от метро
«Киевская», в красивом доме из светлого кирпича. Нужная квартира располагалась
на седьмом этаже. Не успела я позвонить, как на пороге возникла полная девица в
весьма экзотическом наряде. Верхняя часть ее фигуры была обтянута
ядовито-зеленой кофточкой с блестками, нижняя втиснута в розовые брючки-капри с
вышитыми отворотами.
– Чего надо? – не очень вежливо
поинтересовалась девушка и прищурилась.
– Анну Николаевну Ремешкову, –
смиренно ответила я.
– Ма, – завопила отроковица, –
к тебе какая-то нищенка явилась.
– Иду, – раздалось хрипловатое
меццо, и в коридор вышла дама.
При виде ее я сначала испугалась, но потом
постаралась взять себя в руки. Представьте, что на вас надвигается стог сена
двухметровой высоты и такой же ширины. Сходство с пожухлой травой навевали
волосы дамы-монстра. Кудри у нее были выкрашены самым невероятным
образом – у корней светло-коричневые, посередине желтоватые, на концах
почти белые. Так выглядит начинающая подгнивать солома. И одета она была
«восхитительно». Тучный, похожий на арбуз зад обтягивали такие же, как у
дочери, брючки, только не розовые, а ядовито-зеленые. Невероятный бюст,
напоминающий все те же астраханские арбузы, только размером поменьше, угрожающе
выпирал из ажурной кофточки. На шее сверкала цепь, в ушах блистали слитки
золота, а пухлые запястья крепко обхватывали массивные, как наручники,
браслеты.
– Ты, что ли, новая прислуга? –
отрывисто поинтересовалась хозяйка и, не дождавшись ответа, приказала: –
Ботинки сымай и иди на кухню.
Я покорно выполнила приказ. Ремешкова
плюхнулась на диванчик, налила себе чай и рявкнула:
– Значит, слушай! Готовить что велю,
убирать, стирать, гладить. Ежели сопрешь чего – найду и удавлю.
Я отметила, что «хозяйка» не предложила мне
разделить с ней чаепитие, и, подвинув табуретку, тихо, но весьма категорично
сказала:
– Надеюсь, вы понимаете, что я совершенно
не собираюсь вести ваше домашнее хозяйство, насколько знаю, в мои обязанности
входит проследить за вашим супругом.
– Да тише ты, – шикнула Анна, –
готовить могешь?
– Ну, я, конечно, не шеф-повар «Арагви»…
– А нам такого и не надо, – заржала
хозяйка, – люди мы простые, едим как все, лишь бы чисто да сытно. Не
дрейфь, становись к плите, а на уборку я другую найму. Только имей в виду,
ежели чего сопрешь, мало не покажется.
Я посмотрела в ее крохотные голубенькие
глазки, похожие на две кнопки по обе стороны толстого картофелеобразного носа,
и неожиданно спросила:
– Чем торгуете?
– Шмотками, – охотно пояснила
Аня, – исключительного качества. Во, гляди.
И она вытянула вперед ногу, похожую на
конечность бегемота.
– Видала, какие бриджики? Класс, фирма,
на фабрике берем, чай, не гнилыми нитками шиты. Другие знаешь как делают? Говна
накупят и людям продают, а сами в приличном месте прибарахляются. А у меня
все честно – что покупателям везу, в том и сама хожу. Я вот тебя
научу, – неожиданно улыбнулась она, – пойдешь брать шмотье на
рынок – на торговца гляди. Ежели в своем сидит – порядок, а ежели в
другом – проходи мимо. Брюки-то у тебя дешевле некуда, на Черкизовском
брала?
Я кивнула.
– Дрянь, – резюмировала Аня, –
им красная цена три бакса, а тебе небось за тысячу впарили.
Удивившись ее проницательности, я ответила:
– За девятьсот.
– Ага, – хмыкнула хозяйка, –
имей в виду, поможешь мне, поймаешь муженька-козла на бабе, завалю тебя
шмотками по оптовой цене. Будешь лучше всех одета за смешные копейки, усекла?
Я тех, кто меня выручает, не забываю.
Подавив легкий смешок, я посмотрела в ее
полное, по-крестьянски хитрое лицо. Что-то везет мне в последнее время на
представителей российского торгового бизнеса. То форель обещают, то жуткие
вещички.
Через неделю я стала в доме своим человеком и
изучила всех членов семьи. Собственно говоря, было их всего трое – Аня, ее
дочь от первого брака Ирина и супруг Борис Львович Лямин, заподозренный в
неверности.
И если Аня и Ира были, так сказать, птицы из
одной стаи (семнадцатилетняя Ирочка являлась просто копией матери), то Борис
Львович принадлежал к иной категории. Образно говоря, Аня и Ира –
перчатки, а Борис Львович – сапог. Что лучше, перчатка или сапог? Глупо
сравнивать, каждая вещь нужна, но вместе они не пара.
Худой, даже тощий Борис Львович в основном
пропадал в своей мастерской. Мне было строго-настрого запрещено трогать там
даже обрывки валявшейся на полу бумаги.
