– Хватит. Лучше скажи, хочешь, чтобы
убийцу Жанны наказали?
Никита тихо пробормотал:
– Да.
– Тогда изволь ответить на несколько
вопросов.
Малышев сморщился и начал тереть виски.
В открытом шкафчике виднелась упаковка кофе. Я встала, включила
электрочайник, приготовила крепкий сладкий кофе и поставила чашку перед
вдовцом:
– Пей.
Художник покорно стал глотать ароматную
жидкость. Я тем временем распахнула огромный холодильник и обнаружила там
пяток кастрюль и несколько упаковок с продуктами. Прокисший суп, заплесневелые
котлеты и колбаса, стухший творог и вполне нормальный на вид сыр.
– Ты что-нибудь ел?
Никита покачал головой:
– Не хочется.
– Ладно, уж извини за бестактный вопрос,
но ты знал, что Жанна и Борис Львович состоят, как бы это помягче сказать, в
интимной связи?
– Да, – спокойно ответил
Никита, – мы долго колебались между ним и Сергеем Пашковым, но
Сережка – хам, а Борис – интеллигентный человек, к тому же
обеспеченный.
– Погоди, погоди, – пробормотала
я, – как понять – колебались? Вы что, вместе решали, кого Жанне
завести в качестве любовника? Ничего себе, однако!
Никита с тоской взглянул на меня, потом взял
со стола бумажки и сообщил:
– Повестки прислали из милиции, только я
не пошел, болел.
– Пил, – поправила я.
– Ну пил, – покорно отозвался
Никита, – с горя. Только все равно придется небось пойти к следователю?
– Конечно.
– Ноги не идут, – вздохнул
парень, – боюсь, заставят на тело смотреть.
– Зачем?
– Вроде так всегда делают, вон в кино
родственников вызывают на опознание трупа.
– Это когда неизвестно, чей труп, –
успокоила я его, – а тут все ясно.
– Вы ведь тоже из милиции? – тихо
поинтересовался Никита.
Не желая вдаваться в подробности, я кивнула:
– Вроде того.
– Давайте я вам расскажу, а вы к
следователю сами зайдите.
– Ладно, – обрадовалась я. –
А что рассказывать станешь?
– Про нас с Жанной, – прошелестел
Никита, – только ничего противозаконного мы не делали, все по обоюдному
согласию.
– Давай, колись, – приказала я и,
налив ему еще кофе, приготовилась слушать.
Жанна и Никита родом из Иркутска. Отца у них
нет, а мама работала художником в Доме культуры железнодорожников.
– Погоди, погоди, – заволновалась
я, – как это – папы нет, а мама – художница? У кого? У тебя
или у Жанны?
– У двоих, – ответил Никита.
– Надо же, какое совпадение, –
поразилась я.
Парень посмотрел на меня.
– Вы не поняли. Мы не муж и жена, мы брат
с сестрой.
– Как? Зачем же вы тогда перед всеми
супругами прикидывались?
– Это Жанна придумала. Она ведь была
очень красивая и умная, – продолжил Никита.
Разница у них всего в один год, Никита старше,
но на самом деле верховодила в тандеме Жанна. Апатичный Кит слушался сестру
беспрекословно. Учились они в одном классе, вместе получили аттестаты и рука об
руку отправились покорять Москву, хотели поступить в Строгановское училище, но
срезались на рисунке. Жанна не растерялась и отнесла документы в архитектурный,
а когда и там вышел облом, кинулась в полиграфический. Но им везде не везло, не
добирали баллов.
Уезжать из шумной, яркой Москвы в сонный,
провинциальный Иркутск страшно не хотелось. В столице все время что-то
происходило – выставки, презентации, всякие культурные мероприятия.
Жанночка и Никита – натуры артистические, мечтавшие стать художниками,
просто зубами скрипели от злости, представляя свое возвращение домой. Да еще
Никиту тут же бы забрали в армию. Честно говоря, после трех неудач парень
приуныл, сложил лапки и покорился обстоятельствам. Но у Жанны был другой
характер. Природа, наверное, ошиблась, наградив девочку мужскими
качествами – невероятным честолюбием, завышенной самооценкой,
патологическим усердием, желанием во что бы то ни стало пробиться в люди и
вырваться из нищеты. Вся женская мягкость, нерешительность, слезливость,
перепады настроения достались Никите.
Жанна отыскала в столице техникум, готовивший
гримеров и художников сцены. Конкурс туда был небольшой, и ребятам удалось
попасть на первый курс. Поселились они в общежитии и три года страшно
бедствовали. Подрабатывали дворниками, лифтерами, делали за деньги чертежи для
студентов МАДИ и даже преподавали рисование в школе. Но заработанные крохи
уходили только «на унитаз». Громадными усилиями Жанна умудрялась сэкономить
копейки, чтобы одеться. Зимой и летом ходила в одних джинсах и кофточках,
связанных крючком из катушечных ниток. Но дешевая одежда не скрывала редкой
красоты девушки. Индийские «техасы» подчеркивали изящество ее стройной фигурки.
Приближалась защита диплома, и Малышевы
делались все мрачнее. Никакой возможности зацепиться в Москве у них не было.
Шел 1985 год, чтобы получить в Белокаменной работу, нужна была столичная
прописка. Конечно, можно было вступить в брак, но ни Жанна, ни Никита так и не
нашли себе пару.
А потом им повезло. Проректор по учебе,
толстенький, лысоватый мужичонка с маслено поблескивающими карими глазками,
стал зазывать к себе в кабинет Жанну. Поводы всякий раз были идиотские –
плохо переплетена курсовая, неправильно оформлен доклад…
На пятый раз Константин Петрович нежно взял
девушку за руку и… предложил провести с ним приятный вечер в субботу на даче.
Жанночка, прекрасно понимая, что за вечером последует и ночь, согласилась.
Константин Петрович, кстати, секретарь партийной организации техникума,
обрадовался. Жанна, правда, поставила одно условие. Двадцать пятого марта, в
субботу, им выдают стипендию, вот получит ее и приедет.
В назначенный день надушенный Константин
Петрович ждал девушку в условленном месте. Жанночка пришла хорошенькая, в
симпатичной курточке. Весна в этот год выдалась ранняя, жаркая. От нагретой
солнцем земли поднимался одуряющий аромат, на грядках полезла первая травка, и
у Константина Петровича тряслись руки, когда он отпирал заржавевший за зиму
замок. Впрочем, мужик не собирался торопиться. Накрыл стол, поставил бутылку
шампанского, налил бокалы, чокнулся с дамой, выпил, повторил и… больше ничего
не помнил.
