Она вытащила его в коридор, бегом пробежали до последней
двери. Зейнаб положила ладонь на большой засов. Глаза ее нерешительно
остановились на лице Таргитая.
— Никогда не слыхала таких речей. Говори еще… Нет,
здесь увидят. Отец, конечно же, отпустит тебя, но сперва привяжет за ноги к
двум диким коням… Ладно, иди. Я сама позову тебя.
Она быстренько отперла дверь, выглянула, вытолкнула
Таргитая. Он едва не упал, ослепленный утренним солнцем. Сзади с грюком
задвинулся засов.
Таргитай тяжело тащился через площадь, когда заметил бегущих
навстречу Мрака и Олега. Олег без лишних слов подставил плечо, а Мрак зло
рявкнул:
— Долго же ты писал!.. Представляю, какую лужу… Боги,
что с тобой сделали!
Они бегом протащили его через площадь к дому-конюшне. Таргитай
слабо сопротивлялся, но его раздели, уложили на сено. Мрак присвистнул:
— Что у тебя со спиной?.. Как будто зверь когтями драл…
Олег, с него начали шкуру снимать?
Олег радостно вытаскивал из мешка лечебные листья, настойки.
Таргитай попробовал отстраниться, Мрак гаркнул:
— Цыц! Хозяин знает, что кобыле робить… Олег, полыни
ему, а то в нем еле душа держится!
Таргитай проглотил горький отвар, застонал:
— Больше не могу! Умру… Мне бы поесть…
— Полынь, — гордо сказал Олег. — Любой есть
захочет!
Мрак принес мяса, Таргитай жадно хватал куски, почти не
разжевывал.
— Я узнал о Мече!
Он говорил с набитым ртом, давился, но все равно перед их
глазами сразу встала картина дикой Степи, скачущих всадников, застонала земля
под копытами — Таргитай умел подбирать слова. У киммеров нет ни городов, ни
храмов, их города возникают на кочевьях — живут дни, недели, редко — месяцы.
Когда выступают в Великий Поход — сколько их было! —
лучшие воины стягиваются в стольный град. Идут пиры, намечаются планы,
раздаются вождям отряды. Жертвы приносятся Золотому Мечу. Правда, золотым
только зовется — сверкает, будто скован из солнечных лучей, а на самом деле это
железо, коему нет равных. Только Мечу — другим богам не перепадает и крохи.
Даже верховному богу Папаю, даже Апии — богине Степи, даже Табити — вечному
огню.
Меч всегда торчит в деревянной колоде, а колода находится в
середине лагеря. Меч охраняют самые сильные и свирепые воины. Но они защищают
не Меч от похитителей, а похитителей от Меча…
— Не понял, — прервал Мрак.
— Это Меч самого Арея, — пояснил Таргитай, —
или Перуна — бога сражений. Его может взять в руки только другой бог.
— Другой?
— К тому же не любой, а равный по силе! Или сильнее.
Смертному Меч не по зубам… не по рукам. Кто возьмет в руки — сразу сгинет,
охваченный безумием.
— Тогда зачем стража? — не понял Олег.
— Чтобы не бросались к нему дураки, самоубийцы,
сумасшедшие, рабы, мечтатели. Раньше вокруг Меча валялись трупы. Вороны уже
устроили гнезда поблизости, тогда каган поставил стражу.
Олег спросил осторожно:
— А если потомки богов?
Таргитай устало отодвинул пустой поднос, ответил невесело:
— Многие втайне верят, что они — прямые потомки богов.
Так верят, что… В прошлом году один великий полководец кагана прорвался через
стражу, схватил было Меч… Каган горевал, потеряв великого воителя, утроил
стражу. К тому же волхвы говорят, что все люди — потомки богов. Мы живем, как
скоты, потому боги и гневаются, лупят… Словом, Меч поднимет только настоящий
бог. Да и то не всякий, как я уже сказал.
Они посидели в молчании. Олег сказал погасшим голосом:
— Тогда нам каюк. Войны полыхают всюду! Нет бога
сильнее, чем бог войны.
Таргитай закрыл глаза. Как сквозь плотную шкуру слышал
сочувствующий голос:
— Ишь, как его… Поплюй или пошепчи, но против ихней
магии что-то придумай. Сегодня Тарха мучили, этой ночью за нас примутся. Скорее
всего за тебя. У тебя борода, патлы…
Таргитай прошептал:
— Я малость сосну, хорошо?
— «Хорошо», — повторил Мрак с отвращением. —
Что с ним сделали, что уже по-киммерийски заговорил? Сказать мерзкое «хорошо»
вместо нашего «добро»! Глядишь, скоро коня лошадью обзовет…
Глава 8
Таргитай подскочил от истошного звериного крика. В соседних
стойлах фыркали лошади, неподалеку стучали молотками. Пахло горелым железом,
горячими угольями, а еще — горячей мясной похлебкой.
Страшный звериный вопль повторился. Таргитай в испуге
вскочил, ударился головой о балку. В доме ковали железо, варили в котлах
похлебку для приезжих, таскали дрова, двое степняков торопливо швыряли в стойла
охапки сена. Сквозь пустой дверной проем Таргитай увидел странную маленькую
лошадку с огромными заячьими ушами. Лошадка задрала голову к нему, раскрыла
пасть, и Таргитай снова вздрогнул от страшного звериного крика. Из-за дверного
косяка появилась рука с плетью, лошадка отмахнулась хвостом, но пошла, стуча
точеными копытцами на маленьких ножках.
В залитом солнцем проеме появилась другая лошадка, третья —
все нагружены так, что из-под гор вьюков торчали только удивительные уши.
Странных лошадок вели под уздцы темнокожие люди в очень толстых халатах, на
туфлях с загнутыми кверху носками блестели драгоценные камни.
С площади вошли, разом пригнувшись в дверях, Мрак и Олег.
Лицо Мрака было встревоженным.
— Прибывает народ, — сообщил он. — Готовится
что-то недоброе.
— Поход, — пояснил Олег. — Великий поход для
завоевания мира!
— А мне такое снилось, — сказал Таргитай
торопливо. — Такое!.. Вещий сон, не иначе.
— Тарх, — сказал Мрак беззлобно, — тебе пасть
лучше открывать только для песен.
Позавтракали у того же молчаливого кашевара — Мрак и Олег по
второму разу, — сидели у проема окна. Новый караван разгрузили перед
мраморными ступенями, темнокожие спешно перетаскивали вьюки на своих спинах,
стражи всякий раз придирчиво тыкали копьями, прислушивались: не раздастся ли из
тюка вопль.
За ночь многое сгладилось, утряслось, и сейчас невры снова
ошеломленно смотрели через площадь. Дворец словно вытесали из алмазной горы. На
вершинке виднелась площадка, где на высоком шесте развевался ярко-рыжий конский
хвост, на самой площадке были видны две крохотные человеческие фигурки.
Олег пристально рассматривал черную башню. Мрак заметил,
оскалив зубы:
— Разные народы строили, да? Чересчур разные.
Он ухватил за плечо степняка, что нес охапку сена.
— Чей это дворец и башня? Кто сделал?
Степняк испугался, увидев нависающее над ним грозное лицо с
горящими по-волчьи глазами.
