— Мария Степановна, — снова заговорила Вика, глядя на Марию любопытными глазами, — а вы снимались когда-нибудь в кино?
— Да. Дважды.
— А в каких фильмах?
— Боюсь, их названия ни о чем тебе не скажут.
— Но мне ваше лицо кажется знакомым.
Мария усмехнулась.
— Это вряд ли. Я тогда иначе выглядела, да и снималась только в эпизодах.
— Ясно. А почему вы сейчас не в театре?
— Ну… — Мария пожала худыми плечами. — У меня та же причина, что и у тебя. Однажды я поняла, что актерская профессия меня не прокормит, и поступила в институт, на вечернее отделение. Вечерами училась, днем работала. Совмещать учебу с театром оказалось сложно. А потом и невозможно.
Мария отпила кофе и небрежно проговорила, сменив тему:
— Я слышала, у вас тут недавно погиб студент. Кажется, его звали Коля Сабуров.
Вика кивнула:
— Да. Он был инвалид. На техфак поступил вне конкурса, за что его многие презирали и ненавидели.
— Он плохо учился?
— Да нет.
Мария посмотрела, как Вика отправила в рот еще один кусочек салата, и спросила:
— Что с ним случилось?
— Точно не знаю, — ответила Вика. — Ходят разные слухи. Одни говорят, что он вылил на себя бензин из баллончика для заправки зажигалки, другие — что облил себя одеколоном. Говорят, когда он кричал, его вопль был слышен даже в соседнем крыле. — Вика передернула плечами. — Жуть!
Девушка отодвинула пустую тарелку, взяла из стаканчика салфетку и промокнула губы. Затем открыла сумочку, достала серебряное зеркальце и стала рассматривать в зеркальце свои зубы. Потом сжала губы, крепко провела языком по верхней десне и снова посмотрела в зеркальце.
Мария, как любая женщина, в присутствии которой другая женщина «чистит перышки», испытала острое желание тоже заняться своим лицом, но тут же обозвала себя дурой.
— Может быть, он не поджигал себя? — спросила она.
Вика отвела взгляд от зеркальца.
— Как это? Вы что, думаете, его кто-то прикончил?
— Время от времени с людьми такое случается, — заметила Варламова.
Девушка подумала и отрицательно качнула головой:
— Да нет, чепуха. Простите за грубое слово, конечно… Чтобы сжечь человека живьем, нужно быть настоящим зверем. Ну, то есть… Я хотела сказать, что у нас таких подонков нет. Всякое, конечно, бывает. Бывает, мальчишки выпивают, спорят, даже дерутся. Но чтобы сжигать друг друга… нет, это невозможно.
— А почему именно мальчишки?
— Что?
— Почему именно мальчишки? Разве девочки не способны на жестокость?
Вика растерянно захлопала ресницами.
— Способны, конечно, но… — Она нахмурилась. — Что-то я не понимаю. Вы что, серьезно?
Мария улыбнулась:
— Нет, конечно. Я просто пошутила.
— Уф-ф… — Вика улыбнулась, блеснув ухоженными зубками. — Вы прямо как следователь.
— А ты говорила со следователем?
— Конечно. Сабуров ведь учился в моей группе. Следователь беседовал с каждым из нас.
— Ясно. Ладно, давай сменим тему.
Но заговорить на другую тему не удалось, потому что в тот момент к столу подошла еще одна девушка. Невысокая, стройная, почти хрупкая, с бледным лицом и длинными черными, не очень чистыми волосами. Глаза девушки были обведены темной тушью. Из проколотой ноздри торчал серебряный гвоздик.
Она скользнула безразличным взглядом по лицу Марии и буркнула, обращаясь к Вике:
— Привет.
— Привет, — ответила Вика тоном, в котором не было и намека на приветливость. — Мария Степановна, познакомьтесь, это Настя Горбунова. Она тоже учится в нашей группе.
— Очень приятно, — сказала Мария.
— Мне тоже, — снова буркнула девушка и воззрилась на Вику. — Вика, мне нужно с тобой поговорить.
— Если ты не заметила, я не одна.
— Я буду в курилке. Подойдешь?
— Возможно.
Черноволосая скользнула взглядом по лицу Варламовой и небрежно бросила:
— До свидания.
Затем, не дожидаясь ответа, отвернулась и быстро зашагала к выходу.
— Твоя подруга? — спросила Мария у Вики.
Та фыркнула:
— Вот еще! Она же готка.
— Кто? — не поняла Мария.
— Ну, есть ребята, которые балдеют от всего, что связано с адом и смертью. Они слушают Мерлина Менсона, Хим и Найтвиш. Читают и смотрят ужастики. Одеваются в черное и напускают на себя зловещий вид. Некоторые воображают себя колдунами и ведьмами. В общем, ведут себя как полные крези, — подытожила Вика.
— Зачем же они это делают?
— Да ни за чем. Просто выпендриваются. Знаете, как про таких говорят? Некрасивые дети небогатых родителей. Нужно же им как-то обратить на себя внимание.
— Ясно.
— К тому же она инвалидка, — небрежно продолжила Вика. — У нее артрит или еще что-то. Иногда ее так кособочит, что смотреть страшно. Ой… — Вика смущенно взглянула на костяной набалдашник трости. — Простите, я забыла, что вы тоже…
— Не напрягайся, — успокоила ее Мария. — Тем более что никакого артрита у меня нет. Пять лет назад я попала в автомобильную аварию, вот с тех пор и хожу с тросточкой. — Мария улыбнулась и добавила: — Как Чарли Чаплин.
— А что, в этом даже есть что-то экстравагантное и импозантное, — улыбнулась в ответ и Вика.
— Для женщины — вряд ли, — возразила Мария. — Но я по данному поводу не парюсь. Скажи-ка, а эта девочка… Настя Горбунова… она не дружила с Колей Сабуровым?
Вика покачала головой.
— Нет. Хотя… — Брови девушки дрогнули. — Однажды я видела, как они вместе сидели в библиотеке. Помню, еще подумала тогда: славная парочка. Калека энд калека. Ой, простите, я опять забыла, что вы тоже…
— Не переживай, — вновь успокоила ее Варламова. — Скажи-ка, а ты легко поступила в университет?
Вика улыбнулась:
— О да. У меня очень хорошая память, мне достаточно один раз прочитать текст, чтобы запомнить его. Впрочем, здесь у всех отличная память. Это ведь Московский университет!
— Значит, у тебя не будет проблем с текстом, — улыбнулась Мария. — Пожалуй, ты действительно можешь сыграть Офелию. Извини, мне пора.
Варламова протянула руку за тростью.
— Вы сейчас куда? — спросила Вика.
— К себе. Прости, я не пояснила. Руководство выделило мне комнату в студенческом общежитии. На тот месяц, пока я буду здесь.
