— Человек должен отвечать за свои поступки. Варламова заставила отца ответить за то, что сделал. А я заставлю ответить ее.
7
Новичок смотрел в лицо Распорядителя. Если, конечно, можно было назвать лицом белое пятно с двумя темными пятнами глаз и алым ртом, похожим на кровавый порез. Смотрел и думал о том, что сегодня свершится самое знаменательное событие в его жизни.
Словно в подтверждение его мыслей, Распорядитель произнес:
— Сегодня ты станешь одним из нас. — Голос у него был ровный и густой. — Ты понимаешь, что, переступив порог этой комнаты, ты фактически сжег мосты?
— Да, — ответил Новичок, скрывая волнение. — Я понимаю.
— Вот и хорошо.
Распорядитель достал из верхнего ящика стола листок бумаги и протянул ее Новичку, приказав:
— Прочти.
Новичок взял листок и принялся читать. Чтение заняло не больше минуты. Потом он отложил лист и воззрился на Распорядителя.
— Ну? — спокойно спросил тот. — Разделяешь ли ты наши убеждения?
— Целиком и полностью, — ответил Новичок — Я давно об этом думал. И рад, что нашел вас.
— Если тебе удастся пройти испытание, ты станешь одним из нас. Твоя жизнь переменится. Мы не требуем ни от кого жесткой дисциплины. Так же, как не требуем дружеских отношений. Но, вливаясь в наши ряды, ты ставишь свою жизнь в зависимость от жизней других. И если от тебя понадобится помощь — ты обязан будешь помочь. Ради нашего общего блага. Отдаешь ли ты себе в этом отчет?
— Да, — кивнул Новичок, — отдаю. Я устал быть один. И устал считать себя «белой вороной». Я убежден в своей исключительности и сделаю все, что от меня потребуется. Ради общего блага. Ради таких, как я.
Распорядитель склонил голову в знак понимания.
— Я услышал то, что хотел услышать, — сказал он. — Ты готов для инициации. Пора начинать церемонию.
Увидев множество пылающих свечей, бродяга издал горлом неразборчивый звук и взволнованно сглотнул слюну. Это зрелище не могло не завораживать.
В каждом человеке, даже в самом завзятом атеисте, дремлют религиозные чувства, дремлют, подобно скрытому атавизму, готовому проявить себя, лишь только появится подходящий объект поклонения. И жалкий, пьяный бродяга, который не сразу бы смог вспомнить свое имя, не был исключением.
Распорядитель вел бродягу через большую комнату за руку, и прикосновение чужих пальцев к его руке приводило бродягу в трепет. К нему уже много лет никто не прикасался, кроме таких же грязных и зловонных бродяг, как он сам. Прикосновение чистого человека было чем-то вроде акта доверия, такого трогательного, что у бродяги выступили слезы на глазах.
Шагая за Распорядителем, в окружении других «безликих», он все косился на пылающие свечи, расставленные вдоль стен, и живое тепло, исходившее от них, проникало ему прямо в душу.
Огромный плакат с изображением голого мужика, расставившего руки и ноги, немного сбил бродягу с толку. Но под ним он увидел несколько лампад — настоящих, старинных, потемневших от времени. И подумал, что голый мужик на картине это, наверное, Иисус. Или какой-нибудь святой, которого раздели догола и заставили пошире расставить ноги для шмона. В сердце бродяги поднялось сочувствие и уважение к безымянному святому, который терпел шмон с таким спокойным, не омраченным ни страхом, ни паникой, ни даже ненавистью лицом.
Наконец они остановились. Бродяга поднял взгляд и увидел перед собой огромный крест, сооруженный из двух толстых, очень старых деревянных балок.
— Встань на колени! — приказал Распорядитель.
Бродяга тотчас подчинился и покорно склонил голову. От него смердело, но Распорядитель, находившийся рядом с ним и положивший ему на плечо правую руку, не испытывал отвращения. В конце концов, эта вонь и есть истинный запах человека.
Бомж продолжал стоять на коленях, благоговейно глядя на крест. И тогда Распорядитель заговорил.
— Ты никчемный, грязный бомж, — сказал он спокойным, гулким и низким, голосом. — Но даже твоя ничтожная жизнь может обрести смысл. Ты хочешь, чтобы твоя жизнь обрела смысл?
— Да, — выдавил из себя бродяга пьяным голосом. На глазах у него замерцали слезы. — Хочу.
Он не понял того, что сказал Распорядитель, но уловил интонацию, и интонация эта заставила его сердце забиться сильнее.
Распорядитель заговорил снова.
— Ты — уродливое и неудачное создание, — продолжал он тем же спокойным, гулким голосом. — Тупиковая ветвь эволюции. Но, принеся себя в жертву, ты принесешь большую пользу. Идея без жертв — ничто. Лишь политая кровью праведников идея обретает право на существование. Ты хочешь стать праведником? Хочешь принести себя в жертву?
И вновь бродяга ничего не понял. Но от патетической речи человека, у которого не было лица, глаза его снова подернулись влагой. Да, он хотел, хотел принести себя в жертву. Он попытался сказать это, но его рот, сейчас вдруг заживший, казалось, отдельной от тела и сознания жизнью, произнес другую фразу:
— Ты Бог? Я умер, да? То пойло, которое Кривой притащил с химической свалки, убило меня? Теперь ты хочешь покарать меня за мои грехи?
Безликие переглянулись.
— Ты получишь отпущение всех грехов, если добровольно взойдешь на Голгофу, — сказал Распорядитель и сжал пальцами плечо бродяги. — Готов ли ты к этому?
— Да, — хрипло проговорил тот, глядя на Распорядителя снизу вверх, и сложил руки у груди молитвенной лодочкой. — Покарай меня, Господи! Я плохой человек!
Распорядитель дал знак своим товарищам. Те подхватили бродягу под мышки и потащили к кресту. Пока его раздевали и привязывали к деревянным балкам, бомж ошеломленно молчал. Но потом, когда они отступили и взглянули на него, его пробрал страх.
— Я не хочу помирать, — промямлил он, обливаясь пьяными слезами.
— Ты сделал свой выбор, — холодно произнес Распорядитель. — Обратного пути нет.
Безликий, распоряжающийся действием, повернулся к Новичку.
— Ты должен нанести первый удар, — сказал он. — Ты готов?
— Да, — ответил новичок, смиренно склонив голову.
— Хорошо. — Распорядитель взял со стола нож, старинный стилет с узким, длинным клинком, и протянул его Новичку: — Возьми…
Новичок принял нож почтительно, двумя руками, и взглянул на распятого. Зрелище извивающегося на кресте человека заворожило его.
— У тебя в руках нож очищения, — сказал Распорядитель. — Ударив бродягу, ты очистишь его и себя. Перед тобой не человек, а грязь, осадок, слизь, которую нужно устранить. Сделай это.
— Сделай это! — хором откликнулись безликие.
И тут Новичок почувствовал нечто такое, от чего у него захватило дух. Собравшиеся вокруг креста как бы слились в один мозг, одну мысль, одно желание. Все их хрупкие личные чувства были сокрушены могучим потоком общей воли — не страстями, правящими толпой, а телепатической волной, превратившей несколько десятков голосов в единое повеление.
