— У вас кровь, — сказал мужчина.
— Да, я знаю.
Она взяла со стола платок, обмакнула его в тарелку с холодной водой и приложила к носу. Все как всегда. Когда-нибудь эта работа убьет ее. Но, скорей всего, еще не скоро.
Сидевший рядом с лысоватым мужчиной импозантный красавец в дорогом костюме хрипло спросил:
— Вы что-нибудь видели?
Мария перевела взгляд на него и сказала:
— Ваша дочь жива.
Мужчина облегченно вздохнул, но тут же снова подался вперед, взволнованно спросил:
— Где она? Где моя дочь?
Мария отняла платок от носа и взглянула на алые пятна крови.
— Ее держат в погребе, в заброшенном доме, — ответила она. — Номер дома я рассмотреть не успела, но название улицы помню — проспект Лермонтова. В Москве осталось не так много частных домов, и найти его будет несложно. Человек, который ее похитил, называет себя Тусклый. Поищите по картотеке; может быть, что-нибудь найдете.
Лысоватый мужчина достал из кармана мобильный телефон и быстро набрал номер.
— Алло, Витя… Майор Самарин беспокоит… Срочно высылай группу на проспект Лермонтова. Нам нужен частный дом, номер неизвестен. Повтори… Да, все верно. И напряги Борисова — пусть поищет в базе данных человека по кличке Тусклый. Ну, и производные от этого… Да… Да, именно так.
Пока майор Самарин говорил по телефону, отец девочки смотрел на Марию.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Паршиво, — повторила Мария. — Но знание о том, что вы хорошо мне заплатите, поможет справиться с недомоганием.
— Если мою дочь найдут, я — ваш вечный должник, госпожа Варламова, — тихо сказал мужчина.
Майор Самарин отключил связь и убрал телефон в карман.
— Группа выезжает, — сообщил он. — Мария Степановна, хотите поехать с нами?
Она отрицательно покачала коротко стриженной головой:
— Нет. Мне там делать нечего.
Мужчины поднялись с дивана. Мария осталась в кресле. Она никогда не провожала гостей до двери. Слишком хлопотно и долго.
Когда дверь в прихожей хлопнула, Мария вздохнула и откинулась на спинку кресла. На лице ее появилась болезненная гримаса. Теперь она могла быть сама собой. Стареющей тридцатичетырехлетней женщиной, испытывающей почти беспрестанные боли.
Взгляд Марии скользнул по костяному набалдашнику трости, торчащему над подлокотником кресла, затем двинулся дальше и остановился на старом трельяже. Из зеркала на нее смотрела худощавая, бледная женщина. Короткая «мальчиковая» стрижка. Непропорциональное лицо. Сухие губы. Ни один мужчина на свете не нашел бы это лицо привлекательным.
Мария отвернулась от зеркала и протянула руку за сигаретами и зажигалкой.
3
Неделю спустя
— Проходите, — сказала Мария и посторонилась, впуская гостью в прихожую.
Та вошла и остановилась в нерешительности. Это была пожилая, почти старая, женщина, одетая в серое пальто устаревшего фасона и довольно нелепую черную шляпку.
— Вы пришли на пятнадцать минут раньше, — недовольно проговорила Мария.
— Правда? — Женщина смущенно улыбнулась. — Простите…
— Ничего страшного, но вам придется немного подождать. Раздевайтесь и проходите в комнату.
Не дожидаясь, пока гостья выполнит ее указания, Мария повернулась и, тяжело опираясь на трость, двинулась в сторону ванной.
Там она закрыла за собой дверь, защелкнула задвижку и повернулась к стеклянной полочке. Подрагивающими пальцами взяла с полки маленький шприц… Игла мягко вошла в голубоватую вену, и Мария блаженно прикрыла глаза. Ну вот, через несколько минут боль отпустит.
Когда она вошла в гостиную, гостья стояла у окна и смотрела на серые облака. Несмотря на пожилой возраст, она сумела сохранить стройность. Услышав постукивание трости о паркетный пол, женщина повернулась. На ее губах появилась неуверенная полуулыбка.
— Меня зовут Ольга Николаевна Сабурова, — представилась она. — Как мне называть вас?
— Мария.
— Хорошо.
— Садитесь на диван.
— Благодарю вас.
Гостья прошла к дивану. Сама Мария тяжело опустилась в кресло. Боль в покалеченной ноге стала меньше, но движения остались неуклюжими.
Женщина взглянула на старую театральную афишу, пришпиленную к стене кнопками. На ней была изображена молодая девушка в светлом платье с кринолином. Над головой она держала такой же светлый зонтик.
— Это вы? — удивленно спросила Ольга Николаевна.
Мария кивнул:
— Да.
— Вы были симпатичной девушкой.
— Некоторые считают, что я и сейчас ничего.
— Да… — смущенно проговорила женщина. — Да, конечно. Я просто не так выразилась.
— Не извиняйтесь. Я пошутила. Я прекрасно знаю, как выгляжу. — Мария вставила в губы сигарету. — Простите, что не предлагаю вам чай и кофе. Я несколько дней болела, и у меня не было возможности выбраться в магазин.
Женщина взглянула на нее тревожно.
— Вам уже легче? — спросила она.
— Я почти здорова, — ответила Мария.
Зажигалка сухо щелкнула в ее худых, бледных пальцах. Мария помахала рукой, отгоняя от лица дым, и сказала:
— Слушаю вас.
— Я пришла к вам из-за сына, — начала женщина.
— Что с ним?
— Он умер.
— Сочувствую.
— Мой мальчик сгорел. Ему было двадцать лет, и Коля научился сидеть, он был гением, прикованным к инвалидному креслу. Сын учился в университете, жил там в общежитии.
— Вот как… — неопределенно проговорила Мария.
Глубоко затянулась и выпустила облако сизого дыма. Взглянула сквозь него на посетительницу и спросила:
— Милиция, конечно же, уже провела расследование?
— Да.
— И к каким вы выводам пришла?
— Они сказали, что Коля… — Голос женщины дрогнул и, чтобы закончить фразу, ей пришлось сделать под собой усилие. — Сказали, что он сам облил себя бензином и поджег.
— Такое случается, — вздохнула Мария.
— Да, такое случается, — согласилась женщина. — Но только не с моим Колей.
Мария стряхнула с сигареты пепел и снова взглянула на женщину. Еще одна безутешная мать. Еще одна человеческая трагедия. Мария прислушалась к себе, пытаясь определить, волнует ли ее это?… Нет, ее это не волновало, что она отметила без всякого удивления. Слишком много человеческих трагедий прошло у нее перед глазами за последние пять лет.
