– Так. Пойдем-ка действительно поговорим! – рассердился вдруг Саша, открывая дверь в свою комнату и делая ернически-галантный жест рукой, пропуская ее вперед. – Ты ж пришла сюда поговорить? Вот и пошли!
Марина вошла, скромненько уселась на краешек стула, быстро огляделась по сторонам. Словно не увидев вокруг себя ничего утешительного, грустно покачала головой и, повернувшись всем корпусом к Саше, протянула вдруг жалобно и просяще:
– Са-а-а-ш… Ну пошли домой, а? Ну чего тебе здесь? Посмотри, убожество какое… Какая-то старая квартира, и мебель такая старая… Здесь и жить-то нормально нельзя! У тебя же свое жилье есть, Саш… Давай будем считать, что я все поняла и перевоспиталась уже, а? Да я и близко к тебе не подойду больше, и на пушечный выстрел даже не подойду, когда ты за своим ноутбуком сидеть будешь! Развлекайся себе на здоровье, раз так нравится… Я ж все понимаю, Саш! Вон другие мужики и охотой, и рыбалкой тоже развлекаются, и ничего… Ну прости, ну сорвалась! Пойдем домой, а? Вот клянусь тебе, не буду больше! Я ж просто как лучше хотела, чтобы все как у людей… Чтобы работа у тебя постоянная была, чтобы деньги в дом носил… Да и бог с ними, с деньгами этими! Что я, сама себе не заработаю, что ли? И себе, и тебе заработаю…
– Марин, мне – не надо. Не надо для меня ничего зарабатывать. Мне и своего хватает.
– Ну что, что значит – хватает? – снова потянула Марина, уже чуть-чуть заводясь. Уже слышались, проскальзывали ненароком сердитые нотки в ее голосе, выскакивали непроизвольно сами по себе, сколько бы она их ни сдерживала. – На что это тебе хватает, скажи? Да ты в одной куртке уже три года ходишь! Это неприлично в конце концов! Ты на дачу к себе на электричке ездишь, когда можно запросто машину купить! У тебя квартира такая прекрасная, а мебель в ней до сих пор допотопная! Красивый умный мужик, а живешь, как убогий какой! Смотреть же на все это больно! Вот и не смогла я смотреть, и сорвалась! Что теперь, казнить меня за это надо, да?
Она замолчала резко, вдруг спохватившись – не ругаться же с ним она сюда шла в конце концов. Мириться же шла… Мягко опустив плечи и сведя брови просящим домиком, снова затянула:
– Ну Са-а-а-ш… Ну вот клянусь тебе – больше ни на шаг не подойду! Вот хоть трое суток будешь в свой ноутбук пялиться – не подойду! Слово даю… Ну пошли домой, Саш… Мы же раньше так хорошо жили, Саш…
– Да, Марин, хорошо жили, – улыбнулся ей вдруг весело Саша. – И правда, хорошо. Как компаньоны-товарищи. Я – тебе, ты – мне. Может, я бы и еще так пожил, ты права… Еще дня три назад твои эти обещания вполне меня бы устроили. А теперь уже нет. Я теперь здесь буду жить, Марин. Я еще долго не вернусь. Пока ты себе другое жилье не найдешь и не съедешь, уж точно не вернусь. И даже когда съедешь, не сразу вернусь…
– Как это?
– А вот так это. Людям помочь хочу. Понимаешь? Очень людям деньги нужны. Те самые, которые я им за комнату эту плачу. Просто до зарезу им эти деньги необходимы… Поэтому я и буду тут жить, пока они им нужны…
– Так. Все понятно теперь. Ты просто самым банальным образом запал на эту девчонку, да? Так ведь? Из-за девчонки весь сыр-бор?
– При чем тут девчонка? – совершенно, ну просто совершенно искренне возмутился Саша, и сам даже поверил в эту свою искренность. – С чего ты взяла вообще про девчонку? Странно даже…
– Да то-то и оно, что странно! – презрительно пожала плечом Марина. – Чего ты в ней нашел-то, Саш? Она ж страшна, как пугало! Ты посмотри, посмотри на нее повнимательнее! Дылда дылдой, и узкоглазая к тому же!
Саша замолчал. Он вдруг поймал себя на мысли, что и в самом деле вот уже несколько дней с удовольствием заглядывает в эти узкие и длинные монгольские глаза, с удовольствием погружается все больше и больше в скромный и бедный быт этой семьи, с удовольствием чувствует себя здесь нужным, даже необходимым, и не только Василисе, но и Ольге Андреевне, и Петьке… А самое главное – ему очень хорошо здесь отчего-то, будто он живет у близких таких и дорогих родственников…
Будто встряхнувшись от этих мыслей, он торопливо встал и, с досадой взглянув на Марину, пошел к двери, на ходу приговаривая и разводя руки в стороны:
– Ты извини, ради бога. Там у меня Петр очень сильно болен, я пойду гляну…
– А что с ним такое? – поднялась со стула и Марина. Зайдя следом за ним в комнату, где лежал Петька, подошла с Сашей тихонько к его дивану, выглянула из-за плеча.
– Здравствуйте, Петечка! – пропела она сладким голосом. – Вы заболели, да? Ну ничего, скоро поправитесь…
– Ага, скоро… Как же… – просипел горестно Петька, с трудом переводя на нее глаза. – Эта история теперь надолго затянется, я думаю. Саш, дай попить, а?
– Сейчас, Петр. Сейчас воды принесу!
– Саш, а я бы вот соку выпил… Только хорошего, апельсинового…
– Да без проблем, Петр! Я сейчас в магазин сгоняю, заодно вот и тетю Марину провожу.
– Но я бы могла посидеть с ребенком, пока ты ходишь, – засопротивлялась вдруг яростно Марина. – Никуда я отсюда не пойду… Иди-иди, я останусь, я с Петечкой тут посижу! Можно с вами посидеть, Петечка?
– Нет, Марина, тебе лучше уйти, – тихо, но твердо проговорил Саша. – Пошли, одевайся…
– Но мы не договорили…
– Нет, мы как раз уже обо всем поговорили. Пойдем, Марина!
– Нет…
Взяв под локоток, он насильно-вежливо проводил ее в прихожую, помог надеть куртку, заботливо открыл дверь.
– Всего доброго, Марина. До свидания. Или нет – прощай лучше. Я надеюсь, ты все правильно поняла и обиды держать не станешь…
– Саш, ну я не прощаюсь, да? – перебила она его на полуслове, будто не слыша последних его, конечно же, обидных для себя слов. Только не могла она позволить себе обиду эту. Не для нее пока предназначено роскошное это состояние – обида. Выходя, она снова обернулась к нему и улыбнулась дружески, и подмигнула даже вроде как ободряюще – держись, мол, тут, в трудностях своих…
– Что, достала? – просипел Петька, улыбаясь пересохшими губами навстречу вошедшему в комнату Саше.
– Ага, брат, достала. Это ты прав. Но в любом случае о дамах так говорить нехорошо, Петр.
– А мы и не будем, раз нехорошо…
– Ладно, не будем. Так я в магазин пошел, ага? Ты бы чего еще попил-поел, кроме сока?
– Я бы чипсов поел в длинной такой коробочке. Давно не ел… И еще я сыру хочу с большими дырками, и пепси-колой чтобы его запивать…
– Ну, за такую еду, я думаю, нам от сеструхи твоей запросто по затылкам перепасть может. Или нет? У тебя как, желудок крепкий? А то натворим опять дел…
11
В это утро Василиса проснулась и без будильника. Соскочив с недовольно скрипнувшей под ней раскладушки, на цыпочках быстро прошла в Петькину комнату, склонилась над разметавшимся во сне братом. Петька дышал сипло и коротко-неспокойно, щеки его пылали нездоровым ярко-розовым румянцем, лоб был сухим и температурно-горячим. От прикосновения ее прохладной ладони он вздрогнул, промычал-простонал что-то и перевернулся на другой бок, с трудом сглотнул воспаленным сухим горлом. Василиса вздохнула тихонько и медленно пошла на кухню – хорошего Лерочки Сергеевны кофе хоть выпить с горя, что ли…
