– Это не те, что какого-то бандита крутого завалили? – Кося внимательно, я бы даже сказал, пристально рассматривал аномалию и кидал в нее камешки, беззвучно проваливающиеся в «пятно». – Как его там… Фишера? Не, блин, во, точно, Скутера. Е-макля. Хоть бы кто-нибудь так же Закоса, суку, грохнул…
– Наслышан. Только, как Ботаник говорил, они не очень-то и сталкеры, а какие-то спецы. Поэтому особо губу не раскатывай, Депутат. Палочка-выручалочка только в сказках бывает. Нам же судьба чаще преподносит цилиндр… совсем другого происхождения.
– Это точно, – вздохнул Кося.
Впереди за «мокрыми пятнами» виднелось другое, грязно-белесоватое, неровное. Подойдя ближе, я различил слой прилипших к асфальту, перемешанных с грязью перьев, птичий черепок и отдельные кости. Еще три бывшие куры. Уже семь… И дальше асфальт сплошь покрыт костно-перьевым слоем, похрустывающим под подошвой ботинка. А из обочин ветерок выдул остатки непрозрачного тумана, и в обеих канавах показалась багровая, густая вода. В воздухе запахло сладковатым, теплым смрадом свежей требухи. Вода была неспокойной. В ней возились, тихо хлюпая слизью, тысячи крошечных тел. Присмотревшись, я с отвращением увидел в воде целые толщи птенцов – голых, покрытых слипшимися, кровавыми перьями, длиннолапых, слепых. Густая жидкость, в которой возилось несметное множество уродливых цыплят, ходила мелкими волнами, закручивалась водоворотами, плескала на берега, покрытые осколками яичной скорлупы. Местами я видел и плавающие на поверхности смрадного болота целые яйца, одно из которых на глазах треснуло, выпустив наружу кривую, многосуставчатую лапку. Один из птенцов выпростал на поверхность голову, раскрыл клюв и запищал. Толща живой воды вздулась пологим холмом, качнулась к берегу, и целые ручьи мутантов, увлекая за собой вязкую жидкость, рванули на дорогу. Злобный многоголосый писк послышался и с другой стороны шоссе, где тоже поднялась пахнущая кровью, густая багровая вода, буквально кишащая тщедушными тельцами. Тысячи лапок заскребли по асфальту, и отдельные кровавые ручьи соединились в широкую мелкую речку, уверенно метнувшуюся к моим ботинкам. Пронзительно взвизгнула Ксанка.
– Тикаем! – рявкнул я, поражаясь скорости ожившего на глазах болота. – Бегом назад!
И мы припустили по своим следам. Сзади, не отставая, с песочным шорохом несся сплошной слой слизи, поскрипывали, царапали асфальт многочисленные коготки, клокочущий писк отдельных мокрых глоток слился в оглушительный птичий гвалт. Волна жидкости, которая, по-видимому, могла двигаться самостоятельно, увлекала за собой отставших птенцов. Первый плевок целой очередью маленьких, размером со сливу, тел пришелся выше головы. Птенцы, растопырив лапы и короткие, снабженные липкими перьями крылышки, попытались зацепиться за одежду, но я резво вильнул в сторону, и тельца на хорошей скорости шмякнулись об асфальт.
– Твою мать! – высоким, заливающимся голосом возопил Депутат, не глядя расстрелявший магазин пистолета без малейшего толка. – Тваю-ууу ма-ааать!
Еще один заряд мелких тварей ощутимо стукнул меня в рюкзак – я услышал поскрипывание ткани под коготками и очень неприятное шипение, поэтому на ходу сбросил лямки.
Волна, уже почти достигшая подошв ботинок, резко остановилась перед первым же «мокрым» пятном, упруго качнувшись по инерции, словно большой пласт вишневого желе с многочисленными «ягодками» внутри. Из слизи высовывались и снова ныряли внутрь десятки тысяч крошечных птичьих головок, в толще жидкости плавно перемещались объекты и покрупнее – время от времени снаружи показывалась костлявая бледная спина, длинное полуголое крыло или слепая башка на тощей суставчатой шее. Твари утробно курлыкали и квохтали, плескаясь в багровой слизи. Затем жидкость, словно по команде, покатилась обратно, не оставляя на асфальте ни единого влажного пятна. Разбившихся «цыплят» подобрали и начали на глазах переваривать отдельные ложноножки огромной птичьей «амебы». Разноголосый писк и карканье стихли. «Доплывя» до своих канав, красная река разделилась надвое и с плеском скатилась по насыпи.
Я осторожно перевернул рюкзак.
Четыре голых «птенца», словно собачьи клещи в шкуру, глубоко впились в крепкую ткань, целиком погрузив в нее головы и старательно цепляясь костистыми лапками. Слизь, щедро покрывавшая ребристые, со вздутыми брюшками тельца, размягчила волокна ткани, отчего она расползлась, покрывшись белесым налетом. «Птенцы» лениво шевелились, постепенно забираясь все глубже. Я отломил сухую ветку и с большим трудом выковырял упирающихся уродцев из проделанных ими дыр, причем что-то мне подсказало, что если бы «цыплята» попали не в рюкзак, а в спину, то выковыривать мне их, возможно, пришлось бы уже из легких. Затем, памятуя наказ Ботаника, я тщательно сфотографировал всех четверых, прежде чем той же палкой загнать их в ближайшее «мокрое пятно». Затем отмахнул ножом пострадавший верхний клапан рюкзака, старательно избегая прикасаться к влажным участкам ткани.
– Не вздумай потратить завтрак, Кося, второго не будет, – обратился я к позеленевшему Депутату. – Айда назад, ребятки. Тут пока не пройдем. Вот это я понимаю… птице, блин, фабрика. Ксанка, относительно еды тебя тоже касается. Подыши, и все пройдет. Рюкзак жалко, е-мое. Два года с ним отходил.
Команда моя вроде бы отдышалась к тому времени, как мы дошли до магазина. Серьезные стали, внимательные. Препирательств и вопросов не слышно – идет шлифовка «щеглов», идет, особенно когда Зона человеку в лицо лыбится пустым своим ртом, и ты всем существом ощущаешь ее промозглое дыхание.
– Что дальше? – поинтересовалась уже в магазине несколько зеленоватая до сих пор Ксанка.
– А дальше мы займемся хулиганством, ребята, – охотно сообщил я, снимая с полки коробку «Уайт-Спирита» и с удовольствием наблюдая на них надпись «Огнеопасно». – Кося, тащи пустые бутылки, а ты, Ксанка, распакуй-ка десяточек перчаток. Эта химия вроде бы недурно горит, а может, растворитель и сам по себе для тех тварей будет невкусен. Попробовать стоит.
Вооружившись пластиковой воронкой, я наполнил растворителем десяток водочных и винных бутылок, которых в каморке сторожа было в изобилии, и вместо пробок затянул горлышки матерчатыми перчатками. Вонь от растворителя в подсобке вскоре стала трудновыносимой, но два полиэтиленовых пакета с самопальными «коктейлями» мы таки собрали. Кося немного повеселел и всю дорогу до злополучного шоссе чиркал зажигалкой.
Не доходя десяти метров до багровых канав, я вручил Ксанке и Депутату две зеленые бутылки из-под портвейна.
– Опустите горлышком вниз на пару секунд, перчатка промокнет, и зажигайте. Бросать вот так, от себя, по дуге.
Я тоже опрокинул свою бутылку, и в воздухе запахло растворителем. Переложив бутыль в правую руку, я левой поднял ПМК и нажал «запись ролика». Глухо забурлившая кровавая жижа, как и в прошлый раз, быстро рванула на шоссе широкой волной. Я позволил ей вылезти на асфальт и протянул свою бутылку Косе.
– Поджигай, Депутат.
Перчатка занялась мгновенно, красным, дымящим пламенем. Тут же полыхнули еще два факела.
– Килл ит уиз файер, гайз! – гаркнул я и, размахнувшись, швырнул гудящий огненный шар в набегающую волну мелких скрипящих телец. Бутылка разбилась прямо в гуще тварей, превратившись в оранжевый клуб пламени, следом звонко клюнули асфальт еще два «файербола». Красная жидкость, оставляя за собой дергающиеся, катающиеся огоньки мутировавших птиц, невероятно быстро схлынула в стороны от огня. Шоссе покрыли десятки дымящихся комочков, кровавая слизь корчилась, разбегаясь в стороны, как жировая пленка от капли бензина, раздавался оглушительный писк тысяч глоток, как целых, так и почти сожженных. «Желе», пугливо собравшееся в два больших трясущихся кома, бодро скатилось с дороги, но шевелящиеся потоки не остановились в канавах, а потекли дальше, в поля, периодически крупно сотрясаясь всей толщей.
