– Ну… не знаю. Попала, наверное.
– Одна пуля в дорогу, вторая в дом. Я видел. Расстояние – восемь метров. Стрелять она умеет, блин…
Ветерок промолчала. Она снова коснулась экрана, но кот уже «спал» и только раздраженно дернул ухом.
– Ее фотографии, ну, той девушки, Маши, они тут есть? – через долгую паузу спросила Ксанка.
Я пролистал меню, вывел фото на экран.
– Красивая… правда очень красивая. Сталкерша… Я тоже так хотела, как она. В Зону. Где деньги, риск, опасность. Жалко ее очень. Никого не жалела, даже подругу свою липовую, что в подвале повесилась. Как-то все по барабану, сталкер. Не верила ни во что, не надеялась. Теперь не хочу так. Жить хочу.
– Завяжешь с Зоной?
– Подлечусь тут еще маленько и на заочку переведусь, подальше от той драной общаги. Двадцать пять лет дуре, пора уже с фигней прекращать.
– Сколько?
– Ну да, двадцать пять, если по правде, врать-то мне больше не хочется, хотя привычка та еще. А что, не выгляжу? – хихикнула Ксанка. – Это потому, что тощая, как доска, да и формы примерно те же. «Гера», сволочь… я ведь на первом курсе, пока академы один за другим не посыпались, ничего так была. Парни нормальные ухаживали. Один, ненормальный, но симпатичный, с-сволочь, уговорил-таки идиотку попробовать. Вот, собственно, и все. Всерьез, что интересно, села не сразу, как-то постепенно получилось. От меня потом родители отреклись, Ланс. И мать, и отец, прикинь? Ты мне скажи, они меня здоровую примут обратно?
– Будь уверена, Ветерок, примут. Ты, главное, надежно с дрянью завяжи, насовсем.
– Спасибо, сталкер. Спасибо. Уже завязала, точно тебе говорю.
– Иди, Ксанка, отдыхай. Тебе надо сейчас хоть чуть, но поспать, а то мозги набекрень съедут. Переночуем тут, с утра попремся на птицефабрику. Обязательно нужно чего-нибудь найти. По крайней мере на этот раз. А дальше я как-нибудь догадаюсь, как от Пани избавиться. Утро вечера мудренее. Ложись спать.
– Есть, шеф.
Ксанка ушла в каптерку, где смачно похрапывал Кося. Заснул-таки сталкер, я думал, до утра колотить его будет. Психика – штука странная и мне не всегда понятная. Ксанка, судя по звуку, стукнула спящего Депутата, тот закряхтел, но вроде не проснулся. Храп прекратился.
– Ланс… у него это, носки воняют, – пожаловалась Ветерок.
– Хочешь, чтоб я их постирал? – спросил я.
– Да нет. Но б-блин… а, ладно…
Вскоре стала посапывать и Ксанка.
А за грязными и оттого непрозрачными окнами постепенно темнело. И в глубокой, гулкой тишине Зоны постепенно начали всплывать разные звуки, хорошо слышные сквозь витрины и деревянные рамы магазина. Быстрый, щелкающий топот мимо по дороге к мосту – какой-то крошечный бегун стремительно промчался на твердых, как кость, ногах. Мягкий, легкий удар в стекло – хоть и сумерки на улице, но на фоне темно-серого окна появилось и надолго зависло еще более темное пятно высотой с человека, и приложилась к витрине небольшая пятерня. Захрустели шаги по крыше, и кто-то или что-то наверху заунывно, долго затрубило на одной высокой ноте, и в ответ из поселка прилетел громкий, хриплый, вполне человеческий крик, исполненный дикого, беспредельного ужаса, который тут же, без переходов стал звонким, заливистым лаем. Я взглянул на часы. Половина восьмого. Значит, в следующий раз вернуться в нашу «крепость» нужно не позже шести. Ночь Зоны – время особенное, и ночь эта начинается задолго до того, как солнце скроется за горизонтом. «Улллллоооууу» – мощно простонало нечто еще дальше от нас, наверное, в километре от магазина, могучий низкий звук раскатился в пространстве, и я почувствовал через кресло легкую дрожь пола. Пятно у витрины отлепило от стекла руку и бесшумно исчезло. Вместо этого кто-то невидимый начал шумно сопеть в железную дверь подсобки и время от времени звонко царапать металл. Я бесшумно поднялся, стараясь не скрипнуть креслом, и заглянул в каптерку. Ведомые мои мирно дрыхли, несмотря на то, что отдельные вопли с улицы были достаточно громкими, как и различимое поскребывание по металлу двери. Это хорошо. Ни к чему им слушать этот концерт, хватит с них пока впечатлений. Аккуратно, не топая и не наступая на мусор, я вернулся к креслу и вполглаза задремал, как уже делал во время отдельных ночевок в укрытиях. Вроде и спишь, а вроде и нет – так, плаваешь слегка на грани сна, одновременно частью сознания сканируя пространство. И, что интересно, умудряешься даже выспаться, единственное, потом надо обязательно поспать по-настоящему. Иначе три-четыре дня такого режима, и Зона щедро обеспечит глюками. Знакомо, скажем так.
К четырем утра возня за окнами, влажные всхлипы, топот мелких «бегунов» и чей-то тихий плач в развалинах завода почти стихли. В пять наступила густая, глубокая, до звона в ушах, тишина. Нет в Зоне певчих птиц, и поэтому, несмотря на лето, каждый рассвет здесь туманный, прохладный и уныло тихий настолько, что слышно, как падают капли росы с веток мертвого тополя. Говорят, самое нормальное время здесь, только ходить, но…
Я аккуратно, не спеша выдвинул тяжелый засов, стараясь скрипеть и лязгать им как можно тише. Так же осторожно и очень-очень медленно начал открывать дверь, чтобы она не загудела несмазанными, ржавыми петлями. «Дурак, – подумал я. – Вчера еще надо было не пожалеть солидола, благо в подсобке его целый ящик». И дверь, словно соглашаясь с тем, что я непредусмотрительный идиот, начала тихонько пощелкивать несмазанным металлом: «тактактактактак…»
В расширяющуюся щель приятной, вкусной свежестью начал затекать холодный утренний туман, от которого уже вовсю пахло осенью и первыми заморозками, хотя до настоящего инея, конечно, было еще далеко. Хорошо, что пока нет ветра и не пахнет розовой рекой. Теперь главное, чтобы никто не стоял за дверью. Такое бывает. Ночью припрется нечто разной степени уродливости или разложения, встанет напротив двери схрона и торчит неподвижно натуральным таким памятником, который потом совсем не хочется помнить. Тихо стоит, бывает, что и не одно. И тогда нельзя делать резких движений. Тихонько вылез, на цыпочках мимо прошел со скоростью минутной стрелки мимо этих «часовых», и тогда все нормально.
Я выглянул. Пласты и волны тумана, текущие медленно под уклон, к реке. Холодно, рассвет только-только набрал силы, раскрасив восток над стеной мертвого леса. Похоже, ожидается ясная погода – на небе только отдельные, словно подожженные золотистым огнем слои высоких облаков, что в Зоне над Москвой дело почти невозможное, но по окраинам бывает нередко. И никого. Вот и славно.
Пока не проснулась моя команда, куском рваной шторы тщательно вытер влажный отпечаток ладони на стекле в том месте, куда приходил ночной гость. А то мало ли, заметят, в следующую ночь не уснут, а сталкер, не выспавшийся и по этой причине невнимательный, это уже наполовину смертник.
– Рота, подъем, – буркнул я достаточно громко. – Завтрак, и вперед.
Сонные, со следами складок от наволочки на лицах, выперлись из темноты подсобки Кося и Ветерок. Депутат широко, с подскуливанием, зевнул.
