Хоть и прошибло меня потом, и ухнуло сердце в пятки, я медленно повернулся. Никого, естественно. Сидят куклы на лавке, как и сидели, причем давно сидят, приросли уже к доскам.
– Ланс, ты чего странный такой? – обеспокоенно спросила меня Ветерок и тут же ухватила цевье карабина. – Нормально все?
– Порядок. Вы давайте-ка по следам туда, где в первый раз перед домом остановились. Стоять там и смотреть в оба, спиной к спине. Я через три минуты подойду. А ну, быстро, и не тормозить!
Кося правильно понял интонации, ухватил пискнувшую от неожиданности Ксанку за шиворот и потащил в указанном направлении. Через несколько шагов девушка вывернулась, но ничего не сказала – видимо, тоже дошло на примере Депутата, что в Зоне не надо спрашивать, отчего да почему, а просто быстро и четко выполнять. Обтесывается новичок, все правильно.
И не скажу я, почему отослал их, даже если будут спрашивать. Мне вот только паники не хватало. Видел я, как плескался страх во взгляде Ветерка при виде кукол Зоны, безобидных и неподвижных. Как ежился Кося, я видел тоже. Хорошо, что не успели они рассмотреть отражение в зеркале воздуха, спрессованного локальным гравитационным узлом или еще какой-то там непонятной дрянью. У самого, привычного уже, сердце до сих пор в грудную клетку бухает. Я снова поднял глаза. «Старуха» в отражении пропала. Вместо этого я увидел нас троих, медленно бредущих по дороге от магазина – изображение запаздывало минут, наверное, на десять-пятнадцать. Значит, значит «бабуля» та не кукла. Не хватало только, чтоб она поднялась на глазах у моих новичков. Не случайно же она мне другой показалась, более детальной, что ли, и как будто тяжелее выглядела относительно «тряпок»-соседей по лавке. «Бввв-вув!» – снова полыхнуло лиловым полотнищем между железными стойками турника.
– Ланс… бабка…
– Что? – Я почувствовал, как затрепыхавшееся было в нормальном режиме сердце пропустило очередной удар. – Говори давай!
– Нету ее, блин… Мы пришли, а ее, блин, уже нету, – помертвевшим голосом пробормотала Ветерок.
На лавке и впрямь сидели только три куклы. Депутат круглыми, как пятаки, глазами обвел пространство и начал внятно, нараспев молиться.
– Кося, заткнись, будь так добр. – Я взял на мушку проем двери, одновременно осматриваясь в поисках пути отхода.
Молитва стала громче, с какими-то взвизгами и пришепетываниями.
– Ксанка, дай ему по шее, лады?
Вместо ответа послышался звук хорошего тумака. Истерика тут же прекратилась, и Депутат начал тихонько, словно стесняясь, подвывать и всхлипывать.
Предупреждал Ботаник по поводу кладбища. Неужели это оттуда приперлось? Да нет, быть не может – не подходило ни под одно описание то, с чем мы встретились. Я всегда внимательно следил за новостями, да и Бот делился свежей информацией. Не мавка, не прыгун, не беспокойник из отравленных Зоной могил… Что? У-уф…
Подальше от странного дома и той лавки, но не спешить. Во-первых, в аномалию влезть на счет раз недолго, а во-вторых, как бы не сорвались мои ведомые в галоп. Такое иногда случается, и тогда только редкое везение способно выручить человека.
– Не бежать! Не бежать, блин! – Я придержал за шиворот бодро рванувшего впереди меня Косю. – Назад, зараза!
Не слышит, вырывается. Ну, извини тогда.
От оплеухи, силу которой я не сдерживал, Депутат кувыркнулся на землю, ойкнул, но в его глазах наконец-то появилось осмысленное выражение.
– Смотри за детектором и топай за мной, ясно?
– Ясно. За детектором смотреть и за тобой идти. Понял, Ланс. Понял.
– Еще раз рванешь, пришибу, – спокойно пообещал я, и тот, услышав, кивнул.
– Куда теперь? – тихо спросила Ксанка.
– Назад, в магазин. Помещение крепкое, аномалиями нетронутое, пересидите там, пока я поселок обследую. Мне так спокойнее будет. Запретесь, и чтоб как мыши. Когда вернусь, отстучу по двери типа футбольную музыку такую, ну, вы ее слышали… там-там-тататам, тата-татам-татам. Значит, это я вернулся. Ежели мелодии сутки не слышно, из магазина наружу, только днем, той же дорогой обратно к мосту и в лес. А там разбегаетесь тихонько и как можно дальше, чтоб никто вас потом не нашел. Ну, подойдет вам такой расклад, сталкеры?
– Не подойдет. – Ксанку трясло, но она твердо посмотрела мне в глаза. – Меня здесь от жажды отпустило, понял? Кумарит, да, тошнит, но пока не хочется, Ланс! Мне… мне надо с тобой, ясно? Я теперь хоть к черту в пасть, лишь бы оно ко мне не возвращалось больше.
– Я тоже с тобой, Фрилансер, – тихо, но твердо сказал Кося. – Оставь ты мне хоть каплю самоуважения, мужик. Если закроешь под замком, я себя до конца жизни дерьмом считать стану. Мне до этого один воробьиный скок остался, так лучше кончиться по-честному, как мужику от начала времен заповедано, чем остаток жизни мышью по углам сидеть да зеркало ненавидеть. Я хреновый, но все-таки сталкер, Ланс. Все мы смертные, и поэтому в моем личном понимании важнее, как именно это случится, а не когда. Ну, мне это, например, небезразлично, тем более что я как бы немножко пожил, пять десятков – это срок. И за оставшееся время мне не хочется каждое утро брить одну и ту же старую трусливую обезьяну. Понял?
– Загнул ты, Депутат, но, в общем, все понятно. Договорились. Тогда так, товарищи. Послушайте меня внимательно. Я не гарантирую вам безопасности. Я не обещаю, что вы вернетесь живыми и здоровыми, что вы вообще вернетесь. Я не могу следить за вами постоянно, отвлекаясь от, скажем так, пейзажа, потому что в Зону почти всегда ходил один, и стиль работы у меня именно такой. Вы… Вы можете со мной не выжить, хотя я постараюсь в меру своих сил, чтобы вы выжили. Информация принята?
Моя команда закивала.
– По-прежнему хотите со мной идти?
– Да.
– Однозначно, Ланс. Как бы не тупой, я и раньше это понимал.
– Ну, вы предупреждены. Претензий ни у кого нет?
– Нет, конечно.
– Нема такого горя.
– Тогда с совестью, если что, я договорюсь. Пошли. Порядок движения прежний.
Улица и тишина. Слева дома, все те же коренастые двухэтажки под оцинкованными крышами, и справа они же, пялятся плоскими черными глазами окон. А за ними сады видны – вишни, яблони, с которых местами не только листва облетела, но даже и кора. Ни капли зелени – все серое, коричневое, рыжее, черное. Над ржавым остовом «Жигулей» мутный, в мелкую рябь, воздух правильным куполом. Над поваленными металлическими воротами и рулоном ржавой рабицы – второй точно такой же. И звон от них тихий, ровный, на одной механической ноте, изредка прерываемый сухим потрескиванием, словно кто-то ломал о колено подгнившие палки. У четвертого дома застонало долго, надсадно, и из-за угла выволоклось нечто, отдаленно напоминающее гигантскую, с молодого бычка, лохматую псину. Я даже не понял, было ли оно живым – высохшее тело, раскачиваясь, шагало на двух передних лапах, а вся задняя часть туловища, состоявшая, казалось, из одних только ребер, позвонков и сухожильных веревок, с громким шорохом тащилась по земле. Голова, лишенная шерсти, вздулась, словно перекачанная автомобильная камера. Над чудовищем лениво кружились мухи-шашечницы. Монстр заклокотал и уверенно, хотя и не быстро, потащился к нам.
