Снаружи за время нашего обустройства посветлело – видимо, истончилась на небе сплошная пасмурная пелена, ну или невидимое солнце поднялось выше по небосводу. Ксанка осмотрелась, прищурившись, удивленно вздохнула и показала пальцем в сторону соседней улицы из приземистых двухэтажных домов, полускрытых тополями с отстающей корой и кустами засохшей сирени.
– Ланс… Ланс! Там это… люди… – Ветерок сдернула с плеча карабин, посмотрела через прицел в сторону поселковых домов. Затем, выдохнув, опустила оружие и едва слышно выругалась.
– Дай-ка… – Я забрал СКС, приложился к оптике.
Да, острые глаза у Ксанки. Углядела. Действительно, на расстоянии похоже на людей.
– Народ, без паники. Это куклы. – Прикрыв дверь, я вставил в проушины дужку все еще теплого замка и «сочинил» видимость запертой двери. Получилось плохо, в основном из-за широкого темного пятна от брызг окалины и осевшего на двери дыма.
– Что за нафиг? Какие еще куклы? – прищурил глаза Кося.
Хороший вопрос, Депутат. Ну, кукла, кукла она и есть: в рост человека, серая вся, как из старой, гнилой мешковины, хотя, конечно, не ткань это, а вообще непонятно что. Легкая, словно тряпками набита, от пинка ногой валится, как большая мягкая игрушка. Но, правда, не каждый подойдет и пнуть осмелится – страшна, зараза. Серая, корявая, как лесная гнилушка, на месте лица три дыры неровные: маленькие – это глаза, большая и глубокая – это, значит, рот. Изредка еще и нос бывает плоской такой нашлепкой. И волосы на голове… Самое страшное – это, наверное, как раз они. Длинные, спутанные, иногда на вид совсем человеческие, но, конечно, только на вид. Стоят пнями или сидят на лавочках во дворах покинутых домов. В жилых квартирах так вообще, считай, в каждой по несколько, причем видно, где женщины, где мужчины, где дети. И не покойники бывшие, нет, не жертвы Зоны – появляются куклы только в тех местах, в которых люди долго жили, годами, но уехали как раз перед Вспышкой. И словно по каким-то воспоминаниям, запечатленным в стенах домов, отражениям, что ли, штампует Зона вот такую куклу, ну или по-научному – «слепок третьей категории». И ведь что интересно, ни один подобный «слепок» за пределы аномальных территорий вынести еще не удавалось – рассыпается он в мелкую прелую труху буквально за полчаса, а труха, соответственно, еще через полчаса становится вонючим влажным пятном, от которого несет, как из нечищеного сельского сортира. Попробуй в таких условиях изучить… Один, правда, плюс есть – сюрпризов от этих самых кукол пока ни один сталкер не получал. Не двигаются они, ни на кого не бросаются, кусаться нечем. Реально лесные гнилушки, даже по цвету похожи. У меня, правда, всегда мурашки по телу, когда мимо них маршрут прокладываешь.
– Не дрейфьте, команда. Не опасные они. Ближе подойдем, рассмотрите внимательно и накрепко в память запишите, чтоб с другими… кгм… «слепками» не перепутать.
– Другими? – промямлил Кося.
Посмотрел я на товарища и решил про мавок, кикимор и призраков пока промолчать. Не все сразу, как говорится, а то еще сердечко у мужика прихватит – вон как бодро краски на лице меняются, то белый, то как помидор. Эх ты, Депутат, сталкер опытный.
– Потом, дядя.
До первых домов соседней улицы добрались без проблем. Аномалий по-прежнему не было видно, хотя вся растительность поселка вымерла подчистую. По обочинам дорог и в небольшом парке за магазином торчал только сухостой без единого живого листочка. Высохла и давно погнила вся трава, хотя неплохо сохранились слои бурых, слежавшихся листьев и будылья сухих борщевиков на пустырях. Мертвые деревья слабо шевелили ветвями – по поселку гулял ветерок. Где-то негромко постукивала раскрытая форточка, и время от времени раздавались странные, ритмичные звуки, словно кто-то бил кулаком по изогнутому листу оцинковки. Других звуков в селе я не расслышал – наверное, место это на самом деле тихое. Кабы не кладбище в километре, о котором предупреждал Ботаник, то, наверное, и вообще прогулка получилась бы почти развлекательная. И если бы не эти куклы… Ну, вот не люблю я их просто до мурашек. У первого дома, двухэтажного белого барака с массивными, толсто оштукатуренными стенами, на лавочке их сидело аж четыре штуки – три просто бесформенные мешки с упавшими на грудь шарами голов и четвертая, достаточно натурально выглядящая «старуха», запрокинувшая «лицо» к небу в беззвучном вое. Я вгляделся пристальнее. Да уж, бывают такие вот детальные «слепки», но это редкость. Но пепельно-серая, как и положено кукле, «бабуля» была совершенно неподвижна, только длинные космы цвета льняной пряжи невесомо летали на ветерке, словно осенняя паутина. В окнах дома было черным-черно, на целых, без единой трещины стеклах распустились заросли белой плесени, почему-то похожей на морозные узоры.
– Твою же мать… – быстро проговорила Ксанка, сглотнула и отвела взгляд от «старухи». – Ланс, а они правда-правда не встанут?
– Говорю же, куклы… Смотрите. Они все грязно-серые, похожи на старые тряпки. Там, где сидят или стоят, видно, что они как приросшие или, там, прилипшие… Это хорошо видно, у них там плоское снизу все, слежавшееся. Если пнуть, то с хрустом таким отваливаются…
– Я надеюсь, ты же в реале это показывать не будешь, о’кей? – попросила Ветерок.
– Угадала, не буду, – я поспешно согласился. – В общем, посматривайте. Если вдруг увидите «куклу», которая заметно отличается от того, что я сказал, то сообщите, лады?
– Договорились, – тихонько проговорил Депутат. – Ты, главное, сам не забывай смотреть.
– Да уж как-нибудь.
И снова – «бв-вув!» – негромкий вибрирующий звук из-за дома, действительно словно мягким чем ударили по листовому железу или изогнутой двуручной пиле. Раз примерно в тридцать секунд. Я поднял руку, шикнул «тихо», и вся моя команда, замерев, в полной тишине простояла еще полминуты.
«Бв-ввв… вув!» – хоть часы сверяй.
Сняв с плеча дробовик, взял оружие на изготовку и медленно прошел мимо зданий. Понимаю, что риск, но надо посмотреть, что же это там такое «гавкает».
Внутри, в широком квадратном дворе, была детская площадка – две железные горки, турник и грубо сваренный из листового металла «автомобиль» с тяжелым рулевым колесом. Перекладина и левый стояк турника слегка, едва заметно светились, причем неравномерно, мелкими золотистыми пятнами. Яркость свечения на глазах усиливалась, из пятен выросли тусклые конусы сиреневого цвета, дотянулись под нарастающее «б-ввввв» до горки, и в воздухе полыхнули темно-лиловые молнии под мелодичный металлический «вув». И пятна на ржавчине турника тут же погасли, начав едва заметно светиться только через несколько секунд после разряда. А дальше, прямо над соседним домом, в воздухе словно зеркальный шар висит, здоровенный, метров десяти в диаметре, и все в нем наоборот отражается – дома, деревья, турник этот, только там, где мы стоять должны, нет никого, пусто… Точнее, не совсем пусто. Отражается «старуха» та с овальным «воющим» ртом и ямами глаз. И не на лавочке она, как раньше, а, выпрямившись и расставив в стороны руки, торчит огородным пугалом, каким разгоняют по весне грачей на деревенских полях. Прямо за спиной моей торчит, если верить отражению в шаре.
