– Понимаю, – заметил доктор Фелл. – Не хотите ли попробовать расширить еще и эту часть истории?
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Коготок увяз, всей птичке пропасть! Под аккомпанемент пушек-призраков на заднем плане Мэдж и ее старик налетели друг на друга, наговорив кучу бессмысленных слов.
С некоторыми подробностями Янси воспроизвел сцену под магнолиями.
– Конечно, – продолжал он, – я сказал, что, должно быть, это я произнес те слова, которые услыхал папаша Мэйнард, насчет того, какое будет несчастье, если он застанет меня с Мэдж. Я это сделал, чтобы Мэдж почувствовала себя лучше. Но ей не стало лучше, и не думаю, что папаша поверил мне хотя бы на минуту. Потом пошла вся эта игра. Почему Мэдж взорвалась и сказала: «Иногда мне кажется, что все это не стоит…» – и что она имела в виду? Что грызло старика? Так что помогите мне, доктор Фелл, я не упустил ни одного слова, ни одной интонации. Вы больше не хотите, чтобы я опять рассказывал про воскресный вечер, так?
– Нет, – согласился доктор Фелл. – Боюсь, картина воскресного вечера настолько же полна, насколько разоблачительна. Что насчет вчерашнего вечера?
– Вчерашнего вечера?
Доктор Фелл указал на Камиллу и Алана:
– Именно вы, мистер Бил, обратили их внимание на второе послание на школьной доске. Самые первые ваши слова ко мне сегодня утром были о том, что вы его не поняли. Однако послание было прямым, чтобы не сказать откровенным. Что же вы не смогли в нем понять?
– Послушайте! – сказал Янси, словно с трудом стараясь рассуждать разумно. – Вы и Камилла процитировали третье послание, то, из-за которого мы понеслись сюда как ненормальные. Позвольте мне процитировать второе. «Человек, которого вы ищете, – то есть убийца, – любовник Мэдж». Помните это, маэстро? Вы, похоже, думаете, что этот шутник со школьной доской может стрелять достаточно метко.
– Дальше?
– Прошу прощения, если для меня это слишком личный вопрос, – сказал Янси, – но что шутник подразумевал под словом «любовник»? Вкладывал ли он в него романтический смысл, имея в виду поклонника, который просто предан своей даме? Или он вкладывал современный смысл, имея в виду завоевателя, который появляется, крутит-вертит ею и затаскивает в постель, получая все полагающиеся по этому случаю привилегии? Если шутник прав, то доллар за пончик, это второй случай. Но что насчет самой Мэдж? Мне ненавистна сама мысль о том, что это нежная девчушка была… была…
– Была менее чем безупречна?
– О, безупречна! Кому нужна эта безупречность, бога ради?
– Тогда что вы пытаетесь сказать? Очень ли огорчит вас, сэр, если окажется, что образ, который вы создали в своем воображении, обладает свойствами, весьма отличными от невинной овечки?
– Не спрашивайте меня, что я имею в виду, потому что я и сам этого не знаю! Огорчит ли меня? Да, думаю, огорчит; я всего лишь человек. Но кто я такой, чтобы отдавать приказы Мэдж и указывать, как ей поступить? Что мне делать, если она не видит, какое чистое золото этот старина Янс?
Не сводите глаз с левой стороны дороги, леди и джентльмены! Примерно через тридцать минут, сразу же после перекрестка, вы увидите кирпичный бастион Форт-Молтри, как их строили во время испано-американской войны. Что мы предполагаем здесь найти? Не представляю! И вообще, вся эта история меня добивает. Вот вам мой девиз: пропади все пропадом!
Через минуту-другую, поставив машину с правой стороны дороги, потому что левая была вся уже забита автомобилями, они направились к Форт-Молтри через Миддл-стрит.
Центральная стена из красного кирпича, скрепленного бетоном, стояла довольно далеко в глубине за полосой травы. Посетители входили и выходили через арку главного входа, который открывался в своего рода туннель, проходивший сквозь стену. Но Алан не пошел в сторону главного входа. Камилла, опять пребывавшая почти в том же настроении, что и прошлой ночью, взяла его под руку. Отклонившись влево, пройдя мимо огромного черного ствола пушки, отлитой около 1863 года, они поднялись вверх по нескольким ступеням туда, где во времена осады находился задний парапет над морем.
Небо еще больше потемнело и словно дымилось. Отдаленные раскаты грома рассыпались и грохотали за этим занавесом. Внизу открылся внутренний двор форта, пучки травы и плотно утоптанная земля сбегали вниз, а затем снова поднимались к стене, обращенной к морю, где площадки для пушек, на которых уже не было столь грозных орудий, смотрели на юго-запад в сторону Форт-Самтера. Весь форт бурлил экскурсантами – от серьезных посетителей, нацеливающих свои камеры, до детишек, которые визжали на бегу. Звезды и полосы на флагштоке свернулись от влажного ветерка с моря.
Алан, ведя Камиллу вниз к двери, когда-то закрывавшей вход на склад боеприпасов, оглянулся назад. Наверху, над парапетом, возвышалась голова и шляпа доктора Гидеона Фелла. Янси Бил вырисовывался рядом с ним, указывая вниз пальцем на что-то, что они пропустили.
– Там, маэстро, была могила старины Оцеолы, индейского вождя, который наделал им столько пакостей во время Второй войны с семинолами. – Потом Янси посмотрел вперед. – Ну, сгори мои штаны, в конце концов, мы не так уж далеко от дома! Вон там кто-то, кого мы знаем.
Бейсбольный мяч ударился о рукавицу. Алан тоже посмотрел вперед.
Доктор Марк Шелдон – в бермудах, с полевой рукавицей на левой руке только что бросил мяч двенадцатилетнему пареньку в бойскаутской форме, тоже в рукавице. Его жест остановил обратный бросок мальчика. Он двинулся навстречу вновь прибывшим, которые собрались все вместе.
– Камилла! – сказал он. – Янси! И чтоб я так жил, мистер Грэнтам и доктор Фелл! Это мой племянник Бенджи. Бенджи… – И, уже более официально, он повторил четыре имени вновь прибывших.
У Бенджи, отвечавшего вполне вежливо, на уме было явно что-то другое.
– Дядя Марк, нам теперь обязательно нужно идти?
– Боюсь, что да, старина. Твоя тетя Аннетт…
– Она такая зануда, правда?
– Веди себя прилично, Бенджи! Доктор Фелл, – продолжал пришедший в ужас дядя, – в данный момент я свободен, как видите; не потому, что сегодня суббота, но потому, что даже доктору необходимо какое-то время для отдыха. И все же не могу назвать эту встречу приятной. В конце концов…
– Вы слышали о том, что случилось вчера вечером?
– Про несчастного Генри Мэйнарда? Это было в сегодняшней утренней газете. Удивляюсь, что вас не осаждают репортеры!
– Нас почти осадили. Но полицейский офицер по имени капитан Эшкрофт дал им информацию и вышвырнул их из дома. Могу я спросить, не найдется ли у вас, сэр, что сказать по этому поводу?
– По поводу всей этой трагической истории? Нет, боюсь, что нет. Я уехал до того, как это произошло, как вы помните. Но что бы я мог сделать, если бы даже и остался? – Озабоченный, нерешительный, Марк Шелдон сунул кулак в ладонь рукавицы. – Мы всегда мучаем себя, – продолжал он, – мыслями о том, что мы сделали неправильно, как мы могли сделать лучше и тому подобное. И все же в этот раз я ничего не сделал неправильно; я не могу испытывать чувство вины.
