— Ты уверена, что…
— У меня все в порядке. И ты не сможешь завтра выйти в море, если не поспишь хотя бы восемь часов. Упадешь за борт и утонешь.
Сэм пробормотал:
— Боб Кеннеди говорил, что на Лонг Айленд Саунде больше никто не тонет. Они сначала опускаются…
— Спать! — приказала Филисия и быстро встала, чтобы проводить мужа в его спальню.
На кровати и на полу валялись скомканные в шары листы желтой бумаги. Филисия Холланд отодвинула запачканную чернилами пишущую машинку и быстро навела порядок. Потом заставила Сэма снять потрепанные брюки и оставшуюся почти без пуговиц рубашку.
Это был его любимый рабочий костюм, в нем он писал. Раздев мужа, она включила кондиционер, чтобы очистить наполненный дымом воздух. Когда Филисия оглянулась, Сэм уже крепко спал на кровати, положив щеку на подушку и слегка сжав кулаки. Она накрыла мужа простынью и покрывалом и выключила свет.
Книгу для записей Филисия Холланд нашла в комнате дочери, она принадлежала Кэрол. Ей казалось, будто она поступает неправильно всякий раз, когда открывала книгу, но Филисия ничего не могла с собой поделать. Стихи, заметки, целые страницы порой грубого копания в себе оказались лучшей нитью, связывающей ее сейчас с похищенной дочерью. Филисия привязалась к этой книге и стала даже зависеть от нее.
Филисия Холланд удивилась, найдя в книге грубоватые и вовсе не сентиментальные стихи. Когда же находила откровения, которые не предназначались ни для чьих глаз, кроме самой Кэрол, то часто испытывала потрясение. Ее тронула человечность дочери, откровенность и очень здравые рассуждения. Теперь у нее появилась обильная пища для размышлений, и она собиралась коротать долгие бессонные ночи с этой толстой книгой, положив ее к себе на колени. Кэрол быстро менялась в ее глазах, как меняется опытная актриса, играя разные роли. С этим было трудно примириться и отставить в сторону взлелеянные, но внезапно оказавшиеся неверными понятия о том, кем и почему была ее дочь. Предположения и предрассудки приходилось отодвигать в сторону, как тяжелые камни, чтобы освободить Кэрол место, где бы она могла расти, стать сама собой и доказать правоту своих взглядов. Филисия читала и перечитывала записи дочери. Чтение откровений Кэрол напоминало ей подслушивание… но может, ему можно найти оправдание, с надеждой подумала она.
Позволь мне попытаться объяснить, Кэрол. Когда ты была совсем маленькой девочкой и могла доверять мне каждое свое чувство и каждую мысль, между нами существовала близость, которой больше никогда не будет. Я самая обыкновенная мать и лучше всего помню именно это. Быть сентиментальной, когда взрослеешь, очень нелегко. Необходимо время, чтобы стать равными, и осознать, что это означает для женщин. Иногда мы ссорились и на какое-то время забывали о доверии. Сейчас я часто вспоминаю, сколько у меня было возможностей, чтобы попытаться облегчить для тебя взросление, но у меня ничего не получалось, потому что я не всегда понимала, что ты хочешь. В общем мы неплохо ладили, однако при этом одновременно теряли как бы выразиться… соприкосновение. Любовь, слава Богу, была для нас больше, чем простой привычкой. И я надеюсь, что ты сейчас не думаешь обо мне слишком плохо.
Равные… Итак я вторгаюсь на чужую территорию, краду то, что нельзя трогать, что принадлежит не мне. Надеюсь, ты не будешь так думать, если узнаешь о том, что я прочитала твой дневник. Я снова могу услышать биение твоего сердца, и это единственное, что меня волнует в данную минуту. Мы не так уж и отличаемся друг от друга… и ты не можешь себе представить облегчение, которое я ощущаю, когда думаю об этом. Мы не такие уж и незнакомые люди. Сейчас я могу разговаривать с тобой с большей уверенностью и легкостью, чем многие последние годы. Кэрол, когда ты вернешься домой…
В этот момент Филисия Холланд была вынуждена остановиться и закрыть книгу. Она медленно вытаскивала из своего сердца холодный рыболовный крючок, и после того, как он весь вышел, ее руки еще несколько минут дрожали, а воздух часто собирался в легких, как вата.
Глава 7
ДНЕВНИК КЭРОЛ
4 дек.
В воскресенье состоялась шумная вечеринка, хотя мы с Девом и не хотели этого, когда Дев приглашал Пола Кобрака со свитой поговорить о фильме, который они собирались снимать. Обсуждение фильма закончилось тем, что в две комнаты нас набилось человек двадцать пять. Пожалуй, как всегда бывает в таких случаях, половина из гостей не имела никакого отношения к Кобраку и зашла к нам на огонек только потому, что создавалось впечатление, будто у нас можно классно отдохнуть. Вечер был очень серьезный со множеством скучных разговоров о фильме (имена Труффо и Реснейса, произносимые через правильные промежутки времени, приветствовались оргазмическими вздохами и глубокомысленными кивками). Травку никто не курил. А может, это было слишком торжественным и застенчивым ритуалом?
А сейчас о самом фильме. Его название «Оклендский метод», он будет повествовать, конечно, о способах гражданского неповиновения против призывов в армию в Оклендском призывном пункте в прошлом году. Следовательно, фильм будет посвящен борьбе. Очевидно, у Кобрака имелись приличные связи, но сценария еще не было. Кстати, сценария, по-моему, и не будет. Какая-то чересчур серьезная поклонница таланта Кобрака (наверняка новенькая) неосторожно заговорила о сценарии. Кобрак подарил ей свой знаменитый пустой взгляд продолжительностью в тридцать секунд, потом величественно поднес руку к голове и постучал указательным пальцем по виску. У меня такое ощущение, что этим глубокомысленным жестом он хотел сказать, будто видел все в голове, но это видение было слишком драгоценным и жизненно важным, чтобы доверять его жалкой бумаге. Чушь собачья!.. Кобрак интересный мужик, этакий широкоплечий парень с фермы. Он напомнил мне бессмертного Кеси, но я сильно сомневаюсь, что он обладает хотя бы частью таланта и безумия Кеси и уж наверняка совсем не обладает его очаровательным умением покривляться. Если у мистера Кобрака забрать его самое большое притворство (он считает себя гением), то под ним окажется довольно глупый человек. Чтобы заиметь сценарий, он должен не только придумать его, но и грамотно изложить, а я абсолютно уверена, что ему никогда не сделать ни того, ни другого.
Но даже несмотря на его очевидную глупость Дев что-то в нем увидел. После нашего знакомства с Девом я выяснила, что он отрицательно относился к кино (мне удается вытащить его в кинотеатр примерно раз в три месяца, да и то если сильно повезет). Он сразу начинает скучать, когда разговор заходит о кино. Наверное, в таком отношении к кинематографу виноват его отец, который работает в Голливуде. Съемки картин моментально теряют свою таинственность и очарование, стоит человеку подрасти и научиться разбираться в киношном слэнге. Дев знает очень много о механике изготовления фильмов и редактировании. Кто знает, возможно, им с Кобраком и удастся достичь чего-нибудь стоящего. По крайней мере Дева заинтересовала идея поработать с Полом Кобраком, он загорелся… и сейчас с ним намного легче жить.
Они провели почти час за обсуждением центральной метафоры чьего-то фильма. Дев здорово разнервничался, но сцепил зубы и решил терпеть до конца. Мои нервы оказались не такими крепкими, поэтому мне пришлось отправиться на кухню мыть стаканы. Там я спугнула парочку любовников. Все вечеринки в нашем районе печально похожи друг на друга. Народ только и делает, что заглядывает на кухню в поисках еды, и я была вынуждена велеть паре налетчиков на холодильник держать свои лапы подальше от еды. Эти ребята могут вынести из дома даже мебель, если их оставить без присмотра.
