…Владимир долго глядел вслед ускакавшему смерду, а когда тот
исчез из виду, все еще делал вид, что смотрит вслед, хотя душа уже обогнала
разбойника, влетела в Царьград, пронеслась по широким знакомым улицам,
ворвалась в императорский дворец, где каждый уголок знаком за два года службы в
охране…
Снизу со двора доносились вопли, конское ржание, звон
оружия. Воевода Претич не упускает случая, чтобы не заставить княжеских гридней
побегать с камнями на плечах по двору, а самые здоровые берут на плечи своих
коней и тоже бегают по кругу, как жеребцы при виде кнута.
Вздохнув, Владимир медленно, как старик, нащупал подошвой
сапога перекладину лестницы… Он сам чувствовал, что спускается только его тело,
а душа уже проникла в покои принцессы Анны, ухватила ее в объятия…
А внизу воевода, страшно выпучив глаза, орал на
Чеймана. Сын печенежского хана для старого воеводы был просто сукиным сыном,
которому от младшего дружинника до старшего, как до Царьграда на карачках.
– Усы отращивать мало, надо еще и работу делать!.. Ты должен
доказать, что ты не коза на веревке, а ратник!.. И не простой, а тот,
который и в строю дерется, плечо в плечо с другими… Как зовется такой ратник?
– Сратник, – промямлил Чейман несчастным голосом.
– Правильно, соратник! – одобрил Претич. – Когда
втемяшишь в голову, что бои в городе – это не в степи, и тут надо не рвы
строить, а завалы копать?..
Чейман робко проблеял:
– Как это… завалы копать?
Претич рявкнул:
– Молчать, когда я тебя спрашиваю! Ты воин или где?
В бою или что? Дружинник должен блистать не умом, а доспехами. Вот
погляди, как у меня все сверкает!.. А вон у князя так и вовсе сияет
так, что глаза на лоб лезут…
Владимир скривился еще больше, воевода если похвалит, то
будто помоями обольет.
– Эй, Претич!.. Не мори мальцов. Вроде бы большой войны не
намечается, а ты с них по три шкуры спускаешь!
Претич огрызнулся сердито:
– А Дикое Поле? Когда разбили Хазарию, пусть даже вкупе
с печенегами, сразу бы забрать все земли себе! А так расчетвертовали на
три равные половины!.. Вот и копошится там всякое…
Пока Чейман в муках пытался понять странные слова знатных
русов, воевода буркнул что-то вроде: живут тут как свиньи в берлогах, махнул
рукой и удалился на задний двор, где заставлял бегать с мешками камней на
спине. И хотя бедный Чейман раньше думал, что свиньи вроде бы в берлогах
тоже не живут, даже в этих берложьих краях, и непонятно как расчетвертовать на
три части… тем более на три половины, но это ему нельзя, а князьям, наверное,
удается. Это и зовется ромейским словом «политика», что начинает приживаться и
при киевском дворе.
За спиной Владимира страшно заржали кони. Он ощутил холодок
тревоги, но чутье и запах подсказали, что это приближается не страшный див, а
всего лишь верховный волхв. Голос за спиной прогудел густо, будто шел из-под
корней старого дуба:
– Чего шерсть дыбом встала?.. Хорошая новость!
Белоян подошел широкий, переваливающийся на коротких ногах,
пасть оскалил так, что шарахались даже на другом конце двора.
– Брешешь, – сказал Владимир недоверчиво.
– Волхвы никогда не врут, – наставительно изрек
Белоян. – Они могут утаивать правду, недоговаривать, переиначивать… но
разве это ложь?
– Давай твою новость, – потребовал Владимир. –
Посмотрим, стоит ли она…
Белоян сказал медленно, словно уже раздумывая, не повернуть
ли обратно:
– Да так, пустячок… Я нашел, из чего выковать тебе меч.
Владимир подпрыгнул:
– Ты… Давай неси!
– Ага, неси! Мне только поднимать такие глыбы…
Владимир опомнился:
– Тьфу, прости. Ты ж только меду унесешь хоть сарай, хоть
всю пасеку… Давай веди. Я сам отнесу в кузню, ничьим лапам не доверю.
Волхв осторожно посмотрел на князя:
– Да? Но тогда вели седлать коней…
Владимир ощутил, что если еще не душа, то сердце уже здесь,
колотится о ребра как ошалелое. Мужчине сказать, что у него будет меч, каких
нет на земле… или таких можно пересчитать по пальцам, – это вдохнуть
вторую душу.
– Тверка!.. – закричал он отроку. – Быстро седлай
двух коней из моей конюшни. Две седельных сумы побольше.
Он отпрянул, когда волхв сказал изменившимся голосом:
– Княже… это не у меня во дворе. Ежели ты думаешь так. Это
далеко…
– Где?
– Пока не знаю.
Владимир вытаращил глаза, потом грозно нахмурился:
– Как это?
– Металл, из которого надо ковать твой меч… еще не на земле.
Владимир отшатнулся:
– Ты что мелешь? А где, в море? На дне реки?
В горах? На острове Буяне?
– Княже…
– Говори!
– Всяк знает, что до неба лет пятьсот лету. Знаешь?..
Вот-вот. Значит, и с неба летит примерно столько же. Мое ведовство показало,
что сейчас к земле летят куски, из которых в самый раз выковать меч…
Владимир стиснул челюсти, перевел дыхание, охлаждая гнев.
В глазах посветлело, хотя красная пелена ярости еще колыхалась перед
глазами, постепенно светлея.
– Откуда знаешь?
– Ведовство… Ну ладно, волхвам ведомо, что такие глыбы
сыплются на землю через каждые пятьсот лет. У нас сохранились записи.
В прошлый раз падали куски чудесного железа, легкого и прочного, ни один
меч не пробивал доспехи из такого металла. А сам меч сек все как капустные
листья. И в позапрошлый раз…
– Думаешь, и сейчас упадут?
Волхв сказал осторожно:
– Что трижды стряслось, почему не получится в четвертый?..
Кто знает, что на небе творится. То ли колеса за что-то задевают, а там колеса
агромадные, то ли какая богиня, проходя мимо, всякий раз… Это мы живем как
комары, только мельтешим, а у богов сто наших лет – один день… А то и
час, как говорят волхвы древлян. Но разве там волхвы?.. Словом, камни должны
начать падать завтра. Три дня будут сыпать! Мелкие – с орех,
крупные – с яблоко. Но упадет, возможно, и глыба с конскую голову. Вот
ее-то и надо ухватить раньше, чем найдется другой охочий до чужого добра.
– Какое же оно чужое? – усомнился Владимир. – Кто
нашел, того и…
– С нашего неба падает! – возразил Белоян
сварливо. – Из вирия! Когда-то из вирия упал шмат земли, самой богатой и
плодородной, на ней и стоит теперь наша Новая Русь, понял?..
Претич подошел, слушал с умным видом, прогудел знающе:
– Хоть и волхв, а дурень. Да и какие мозги у медведя?
Главное, не откуда падает, а куда. Пусть даже из чужого вирия какой разиня бог
уронит, но раз упало на наши земли…
