Что самое плохое случилось с тобой? То, что ты ночью стоял у постели девятилетней девочки? То, что ты сжимал нож? Что хотел убить ее?
Нет. Были вещи еще хуже.
Недалеко от границы штата он увидел стрелку, указывающую на большое белое здание. Надпись гласила «Товары в дорогу».
— Пойдешь со мной, Анджи?
Она открыла дверцу и так же, по-детски, вылезла, будто спускалась по лестнице. На прилавке, как Шалтай-болтай, восседал толстяк в белой рубашке.
— Вы укрываете налоги, — заявил он. — И вы сегодня первый покупатель. Верите? Полпервого, а никто еще не заходил. Нет, — продолжал он, слезая с прилавка и подходя к ним. — Вы не надуваете Дядю Сэма, вы сделали кое-что похуже. Вы парень, который на днях прикончил четверых в Таллахаси.
— Что? Я только зашел купить что-нибудь поесть… моя дочь…
— Я работал в полиции, — сказал толстяк. — Двадцать лет. В Аллентауне, Пенсильвания. Потом купил это место, потому что мне сказали, что оно приносит сто долларов в неделю. В этом мире полно жулья. Каждому, кто заходит, я говорю, что он сделал. Вот теперь я вижу вас как следует. Вы не убийца — вы похититель детей.
— Я, — он почувствовал, как на лбу выступает пот. — Моя дочь…
— Полно вам. Я же говорю, я двадцать лет служил в полиции.
Он панически оглянулся, ища девочку. Она стояла у полки, глядя на банку с арахисовым маслом.
— Анджи! Анджи, иди сюда!
— Ну ладно, — сказал толстяк. — Шучу. Не берите в голову. Хочешь этого масла, девочка?
Анджи посмотрела на него и кивнула.
— Тогда бери его и неси сюда. Еще что-нибудь, мистер? Конечно, если вы Бруно Гауптман, придется мне вас задержать. У меня где-то завалялся служебный пистолет.
Дурацкие шуточки. Но он не мог сдержать дрожь. Неужели этот бывший полицейский в самом деле что-то заметил? Он отвернулся к полкам.
— Эй, послушайте, — сказал толстяк ему в спину. — Если не знаете, что вам нужно, так лучше идите отсюда.
— Нет-нет, мне нужно кое-что…
— Эта девочка не очень-то похожа на вас.
Он начал брать с полок, что попало. Банку пикулей, коробку с яблочным пирогом, еще какие-то банки. Все это он отнес к прилавку.
Толстяк подозрительно смотрел на него.
— Вы меня просто удивили. Я устал, почти не спал. Я еду уже двое суток, — тут в голову пришла спасительная догадка. — Везу ее к бабушке в Тампу.
Тут Анджи притащила две банки арахисового масла и стала слушать, что он говорит.
— Да, в Тампу. Мы с ее матерью развелись, и мне нужно искать работу и все такое. Правда, Анджи?
Девочка открыла рот.
— Тебя зовут Анджи? — спросил толстяк.
Она кивнула.
— Он твой папа?
Вандерли едва не упал.
— Теперь да, — сказала она.
Толстяк рассмеялся.
— Вот дети! «Теперь да». Черт побери! Просто гениально. Ладно, не нервничайте, давайте ваши деньги.
Когда они вышли, он обратился к ней:
— Спасибо за то, что ты сказала.
— Что сказала? — и еще, почти механически, странно качая головой: — Что сказала? Что сказала? Что сказала?
Глава 5
В Панама-Сити он поехал в мотель «Вид на залив» — ряд обшарпанных кирпичных бунгало вокруг стоянки. Контора располагалась у входа, в отдельном здании, отличающемся от других большой стеклянной панелью, за которой восседал суровый старик в очках с золотой оправой, похожий на Адольфа Эйхмана. Его строгий взгляд опять привел Вандерли в трепет: он вспомнил слова бывшего полицейского и подумал, что он с его светлыми волосами и белой кожей в самом деле не похож на отца девочки.
Но старик лишь мельком взглянул на них, когда он сказал, что им с дочерью нужна комната.
— Десять пятьдесят в день. Запишитесь в журнал. Если хотите есть, езжайте в закусочную, тут недалеко. У нас нет кухни. Вы хотите остаться здесь дольше, чем на одну ночь, мистер… — он заглянула журнал, — Босуэлл?
— Может быть, даже на неделю.
— Тогда оплатите первые две ночи.
Он отсчитал двадцать один доллар, и менеджер дал ему ключ.
— Номер одиннадцать, счастливый. Через стоянку налево.
Комната с белыми стенами пахла чистотой. Он огляделся: тот же коричневый ковер, две узкие кровати с чистыми, но не новыми простынями, телевизор, две ужасные картины с цветами. Девочка сразу бросилась изучать кровать у стены.
— А что такое «Волшебные пальцы»? Я попробую? Можно?
— Наверное, это не работает.
— Ну можно попробовать? Пожалуйста.
— Ладно. Ложись. Мне нужно кое-что сделать. Не уходи, пока я не вернусь. Видишь, я кладу сюда четвертак. Когда приду, пойдем есть.
Девочка растянулась на кровати и нетерпеливо кивнула, глядя на монету в его руке.
— Я хочу купить кое-что из вещей. Не можешь же ты все время ходить в одном.
— Положи монетку!
Он пожал плечами, сунул монету в прорезь и услышал гудение. Девочка вытянулась и раскинула руки.
— Ух ты! Здорово.
— Я скоро вернусь, — и он вышел на солнце. Там он впервые почувствовал присутствие моря.
Залив был далеко, но уже виден. Сразу за дорогой земля обрывалась вниз, в заросли кустарника, где стояли железнодорожные вагоны. За ними тянулся берег с разбросанными по нему складами и лодочными сараями. За всем этим отсвечивал серым Мексиканский залив.
Он пошел по дороге в направлении города.
На краю Панама-Сити он набрел на магазин «Остров сокровищ», где купил девочке джинсы и пару рубашек, а себе — белье, носки, две рубашки, брюки хаки и туфли «Хаш-Паппи».
Нагрузив две большие сумки, он пошел дальше. Мимо него проезжали машины с надписями «Юг останется великим» на бамперах. По тротуарам фланировали мужчины в рубашках с короткими рукавами, стриженные под ежик. Заметив полисмена, мирно облизывающего мороженое, он нырнул за грузовик и перешел на другую сторону. Ручеек пота пробежал по лбу и попал в глаз. Опять ничего не случилось.
Автобусную станцию он нашел случайно — большое новое здание с затемненными стеклами. Он вдруг вспомнил Альму Моубли.
Войдя внутрь, он увидел обычную картину: несколько человек с помятыми лицами на скамейках, играющие дети, спящие пьяницы, три-четыре тинэйджера с волосами до плеч. В окно заглядывал еще один полицейский. Ищет его? В нем опять поднялась паника, но страж порядка смотрел мимо. Он притворился, будто изучает расписание, потом зашел в туалет.
Там он разделся, переоделся в новое и умылся. С лица сошло так много грязи, что пришлось умыться еще раз, втирая в кожу зеленое жидкое мыло. Вытершись насухо, он надел голубую рубашку с тонкими красными полосками. Старые вещи перекочевали в магазинную сумку.
