Босс прохрипел:
– Ладно-ладно, ты победил!.. Я вижу, сейчас убьешь. Но,
прежде чем застрелишь, расскажи, что ты задумал?
– Щас, – ответил я, – разбежался.
И, выдернув пистолет, нажал на скобу. Рукоять в ладони
дернулась, будто лягнул конь. Две пули распластали его на полу, как медузу.
Глаза расширились в сильнейшем изумлении, как же так, я должен долго
злорадствовать, глумиться, похваляться победами, рассказывать во всех
подробностях свои планы на ближайшие сто лет вперед…
Я шагнул ближе, благоразумно не приближаясь, однако
прицелился в лоб и повторил:
– Щас!
Грянул выстрел, над переносицей образовалась дыра, в которую
пролез бы кулак. Торкесса, волнуясь грудью, спросила испуганно-щебечущим
голосом:
– Застрелил? Насмерть?
– Да, – ответил я, – хоть и допустил неосторожность.
– Какую?
– Я ответил: «Щас», а уж потом нажал на курок. Умнее
сперва стрелять, а потом рассказывать. После двух контрольных выстрелов.
Она вздохнула и прижалась ко мне теплым мягким боком. Я
напряженно всматривался в проем, не мелькнет ли кто еще, хотя босс всегда
попадается в конце, но хрен знает, что за режиссер, вдруг что экспериментальное
или неумелое, а рядом вздохнуло, словно выдохнула молодая яловая корова. Меня
обдало теплым домашним воздухом, к плечу прикоснулось волнующе-мягкое,
упруго-мягкое, я мог не оглядываться, по участившемуся току крови в теле
ощутил, что торкесса нежно и зовуще прижалась грудью.
Вздохнув, я чуть отстранился, пальцы подрагивают на оружии.
Если кто все же появится, надо успеть выстрелить первым. Именно так несколько
странно определяется правота, но это непонятно только для какой-нибудь дурацкой
галактической логики, а не для земной, человеческой… нам всегда все понятно. А
что непонятно, то и фиг с ним.
Рядом послышался вздох, я наконец скосил глаза, торкесса
смотрит с обидой.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Наверное, – ответила она с непониманием в глазах. –
Вы так настойчиво от меня требовали…
– Чего?
Она высоко подняла красивые брови.
– Близости, чего же еще требуют мужчины?
Я покачал головой, глаза не отрывали взгляд от проема.
– У нас несколько разные системы знаков. У вас, как у
муравьев, знаковая система неизмеримо богаче, я смиряюсь. Возможно, вы еще
умеете переговариваться, как те же муравьи, феромонами, танцами и тактильными…
– Умеем, – подтвердила она оживленно. – Я могу обучить
этому языку…
Зов был силен, я чувствовал в ушах звон, а в глазах начало
темнеть от оттока крови, зато в нижней части потяжелело, словно я сидел в ванне
с горячей водой.
– Рано…
– Дорогой, – проворковала она, – убери пистолет… Я
понимаю, это так мужественно, когда с пистолетом, некоторым самцам это
добавляет, усиливает, повышает…
Я обернулся, труп уже начал шевелиться, приподнялся на
локте, ранка на лбу затянулась, оба глаза смотрят с нечеловеческой злобой. Я
выстрелил дважды, босс вздрогнул и распластался снова. На этот раз руки
разбросал, будто решил тренироваться, как будет выглядеть на кресте.
Торкесса прошептала с глубоким уважением:
– Так ты…
– Ага, – ответил я и сунул пистолет за пояс.
Мы прошли несколько шагов к лестнице, что ведет вниз, я
подобрал автомат, проверил диск. Торкесса спросила с недоумением и
боязливостью:
– Ожидаешь внизу… кого-то еще?
– Да, – ответил я, – но только не внизу.
Круто развернувшись, выпустил длинную очередь в набегающего
в продырявленном плаще босса. Шляпу уже потерял, на квадратной голове блестели
две крохотные клеммы, лицо позеленело и вытянулось, а рук уже шесть, если не
восемь… Пули остановили, закачался, куски раскаленного металла рвали его тело,
потекла кровь, уже не красная, а ядовито-зеленая, куски плоти шлепались на пол,
дымились и быстро испарялись, как сухой лед.
Автомат поперхнулся, я отшвырнул, выхватил пистолет и снова
всадил по пуле в глазные впадины. Монстр упал навзничь. Я стоял над ним с
пистолетом в вытянутой руке, торкесса шумно дрожала сзади. Вокруг монстра
возникла дымка, я ощутил холод, словно испарялась лужа жидкого кислорода, тело
монстра задрожало, начало истаивать, через пару минут остался только скелет, но
и тот, как сосулька на горячей плите, исчез, превратился в пар.
Торкесса вздрагивала, зубы стучали, а глаза стали размером с
блюдца.
– Как он… как он мог…
Я сказал задумчиво:
– Есть вещи и куда более странные, чем это оживление из
мертвых…
– Что?
– Как он ухитрился из шестизарядного магнума выстрелить
восемь раз подряд?
Мы молча уставились друг на друга. Либо магнумы начали
выпускать в новой модификации, что немыслимо… немыслима не новая модификация, а
что мы не знали о таком, либо наш противник обладал какими-то неведомыми
способностями.
Я внимательно осмотрел пистолет, волосы зашевелились на
загривке. Торкесса спросила пугливым шепотом:
– Что?
Я выдернул пустую обойму, молча показал. Она посчитала,
шевеля губами и показывая розовым, как конфетка, пальчиком: в самом деле,
поместились бы восемь патронов. А девятый в стволе!
– Это, – прошептала она, – неземное оружие!
– Черт…
– Оно сделано не на этой планете!
– Но как же тогда?
Снова мы уставились друг на друга. Наконец я сказал тупо:
– Если это неземное оружие… тогда это… тогда его
использовали неземляне? А раз неземляне, то… инопланетяне?
Она покачала головой, в глазах дикий ужас.
– Но это же… это немыслимо!
– Почему?
Она прошептала еще тише:
– По всеобщему закону… по договоренности… все
высокотехничные цивилизации, попадая на планеты с более низким уровнем
технологии, могут использовать только то оружие и те средства, что имеются там.
Я кивнул понимающе:
– Понятно, почему никаких бластеров и световых мечей…
Но какой-то хитрец сумел замаскировать свою технологию под простой пистолет!
Есть и среди вас не полные идиоты. Сам бы так сделал, нет ничего слаще, чем
нарушить закон! Никакой оргазм не сравнится.
Она смотрела, шокированная, я улыбнулся ей бесстыдной
улыбкой. Почему-то эти дуры полагают, что мы за траханье все отдадим и от всего
откажемся. Подумаешь, траханье. Вот знакомая бухгалтерша признавалась, что,
когда баланс сходится, наслаждение выше, чем если бы переспала с Ричардом
Гиром, Куртом Расселом и даже поручиком Ржевским, вместе взятыми. А про нас,
мужчин, и говорить неча, для нас многое выше.
