— Ночуем здесь? — Вася хотел услышать конкретный приказ от начальства, и он его услышал.
— Да, Василий, ночуем здесь. Позаботься о дровах, топор вон, стоит в сенях.
— Может, мы лучше на костерке? Очень уж душно от печки.
— Ну, давайте на костерке.
Спускался вечер, тихий августовский вечер. На горизонте собирались опять тучи; там задумчиво громыхало, словно по небу катали пустую железную бочку. Парни рубили дрова, потом поспорили, как лучше готовить рожки с тушенкой. Их спор после единственного перекуса несколько часов назад (банка рыбных консервов и хлеб) даже пожалуй раздражал: да готовьте вы, а не болтайте…
А вокруг тишина летнего вечере, и в тишине рождается простейший вопрос: ну сколько можно жить отчетами, карьерой, ловить кого-то? Вот лето почти что прошло, незамеченное, как и не было. Есть же счастливые люди, могут позволить себе это не случайно, во время задания, а постоянно, по праву — лес, костер, бирюзовое небо с дымными зелено-серыми разводами. А есть люди, для которых жить в такой избушке, охотиться на зверей, внимательно вглядываться в окружающий мир — и есть профессия, работа. Повезло? Наверное, но при встречах эти люди почему-то завидуют Данилову, вот ведь дела…
Дым от костра, запах варева делали удивительно уютной эту полянку перед домиком. Данилов вынес скамейку, чтобы поесть не в доме, а прямо тут, на свежем воздухе.
— Ты сколько рожек сварил?!
— По инструкции, шеф…
— Инструкция — на восемь человек… Думаешь, съедим?
— А еще завтракать надо, вот и съедим.
Запах варева и хлеба, костра и душистого дерева. Наконец-то можно спокойно сидеть, можно поесть, а вокруг разворачивается дивная панорама этого летнего вечера, отрешенный покой, предельно далекий от реалий сыска, недоверчивости, крови и стрельбы. Хорошо!
В этот-то самый момент и раздался в лесу первый треск: что-то громадное ломилось сквозь чащу, прямиком направляясь к избушке. Возникло естественное смятение: ведь это же Бог его знает, что за существо могло ломиться! Медведь и тот, по слухам, крадется бесшумно, как мышь, марал почти что не наделал шума, а этот топочет, как мастодонт! Перед Даниловым невольно встала иллюстрация к какой-то книжке: лохматый рыжий мамонт нависает над панически бегущими человечками.
Саня потащил из кобуры ТТ, понял, что делает глупость, и так и замер в странной позе. Практичный Вася кинулся за карабином, споткнулся и упал с грохотом, почти затмившим шум из лесу. Заколыхались ветки черемухи, заходил ходуном сам ее стволик и на поляну выломился человек. Ободранный и грязный, весь в царапинах и ссадинах, поводивший одичалым взглядом, он всем своим видом вызывал у сыскарей профессиональные реакции. Нет, дело не в порванной одежде и не в аромате костра, разошедшемся сразу на несколько метров.
Наверное, каждый из сыскарей затруднился бы последовательно объяснить, почему он так думает, но ни у кого из них не возникло ни малейшего сомнения — за плечами у этого существа есть не один и не два года, проведенных в местах, не столь отдаленных, побеги, малины и прочие детали не очень-то приличной биографии. Оба сыскаря насторожились совершенно автоматически; так настораживается военный, увидев человека в форме вражеской армии. Выбежавший из леса был не просто человеком, был врагом.
А выбежавший вдруг длинно, влажно всхлипнул, истово отбил поясной поклон, и произнес невероятное:
— Люди добрые! Не гоните, покормите, чем только можете! Второй день слоняюсь по тайге, крошки не евши, росинки не пивши!
И уставился в упор, начал есть преданными глазами. Тут только вылетел Вася с карабином, и выбежавший побледнел.
— Тебя хоть как зовут? Откуда ты?
— Сучье Вымя я… Охранник у Якова Николаевича.
— У Зверомузыки?!
— Ты… Вы Зверомузыку знаете?!
— А как же! Мы и его тоже знаем! Садись, ешь…
Насчет двух суток без еды мужик, скорее всего, не соврал.
— Ну вот, а говорили: лишнее сварил, — тихонько толкнул шефа в бок Вася. А Саша покачал головой и засмеялся.
Вот насчет всего остального поверить было сложнее.
— Так ты от Зверомузыки сбежал?
— Нет… Там разгромили все, а я остался.
И человека натурально передернуло.
— Кто разгромил? Саша Козья Ножка? Вава Крабик?
— He-а… Медведи громили.
Парень оглянулся в тоске, облизал ложку, поднял обе руки с миской:
— Можно еще?
— Можно. Только давай, парень, всю правду… Тебя как зовут по-настоящему?
Тот, похоже, обиделся даже:
— Сучье Вымя я! Не соврал!
— А до того, как стал Сучьим Выменем? Было же у тебя человеческое имя, парень? Кольша там, Слава или Саша?
— He-а… Я Кеша. Кеша Малофьёв…
— И откуда? Да рассказывай ты, что я клещами каждое слово тяну!
Кеша так и сидел в молитвенной позе, держа миску перед собой.
— Сейчас положу, только рассказывай.
Все же пришлось подождать, пока Кеша пихал рожки в рот. Хорошим воспитанием Кешу не отяготили, менты и те старались не смотреть.
Из рассказанного Кешей получалось, что он родился и вырос в Красноярске, в пролетарской слободке Покровка, и почти с рождения мечтал стать слесарем. Но плохие друзья и роковые женщины подвели бедного Кешеньку, и его почти что ни за что поймали и посадили в тюрьму. В тюрьме с ним обращались очень плохо, потому что он был по своей природе очень честным, а после тюрьмы ему против собственной воли пришлось идти в охранники. Так он попал к Зверомузыке, а вот два дня назад… И Кеша старательно пересказал все, что уже известно просвещенному читателю.
Не отличаясь патриархальной доверчивостью, Данилов задавал вопросы, но что характерно — сбить Кешу не удавалось ни разу. Ни в том, что касается мелочей, на которых обычно и горят вруны: например, о внешности Инессы или количестве комнат на втором этаже базы. И кончая вещами очень важными: например, кто же все-таки на базу напал?
— Люди, одетые медведями?
— Нет-нет, настоящие медведи… Здоровенные такие… и все вместе ка-ак навалятся!
— Может, у них на головах — медвежьи головы?
— Нет, звери такие… Но разговаривают!
Оставалось, собственно, два варианта: или Кеша попросту сумасшедший (а не похоже, не похоже…), или видел он что-то такое, что возбудило его, смутило сверх всякой меры, вызвало у него всяческие странные переживания. Допустить, что медведи в походном строю штурмовали базу Яши Зверомузыки, а потом последовательно ели самого Яшу и громили его вертолет… Нет, сделать такое допущение сыскарям не позволяло воспитание.
— А вы… вы сами-то кто? Вы охотники?
— Угрозыск, Кеша! Документы хочешь посмотреть?
