Стараясь не упасть, я сползла, по «ниточной»
дорожке и забарабанила кулаком в первую избенку.
– Кто это такой нетерпеливый? –
послышался старческий голос, и дверь приоткрылась.
В щель высунулась старушка, подслеповато
прищурившись, она спросила:
– Что тебе? Ищешь кого?
– Бабу Галю.
– Ну я это, что надо?
– Виктор Сергеевич Славин у вас комнату
снимает?
– Ох, грехи мои тяжкие, – простонала
бабуся, – вот ведь какой бабник оказался, ты тоже его ищешь? Входи давай.
Я вступила в полутемные сени без окна,
споткнулась обо что-то железное, задела ногой банки…
– Осторожней, – испугалась
старушонка, – в залу топай.
Перешагнув порог, я очутилась в довольно
большой комнате, обставленной с деревенским шиком. На полу пламенел
ярко-красный ковер; другой, только синий, плавно стекал со стены на софу,
заваленную горой подушек. Посередине стоял обеденный стол, накрытый клеенкой в
бело-розовую клетку, вокруг четыре стула. Из красного угла вместо икон смотрел
на меня относительно новый телевизор «Самсунг». Очевидно, баба Галя была
атеисткой.
– Баретки-то сними, – недовольно
сказала старуха, – натопчешь.
Я покорно сняла босоножки и, чувствуя под
ступнями жесткий синтетический ворс, пошла к столу.
– Совсем вы, девки, стыд потеряли, –
укорила меня баба Галя, – гоняетесь за парнем. Спору нет, красивый он
мужик, но надо же и меру знать!
– А что, к Виктору часто женщины ходят?
Баба Галя погрозила мне морщинистым коричневым
пальцем:
– Хитрая какая, сама у него и спрашивай.
– Позовите его, пожалуйста.
– Кого?
– Жильца своего!
– А нету его.
– Как нет?
– Да просто – съехал!
– Когда?
– Вчерась еще, деньги мне дал, и усе.
– Куда?
Баба Галя ухмыльнулась:
– Не сказал. Цельный год прожил и враз
сбег. Жалко очень.
– Почему?
– Больно жилец хороший, тихий, как
священник. Никуда не ходил. С работы причапает, картошечки пожрет и в светелку.
Сядет там, все пишет, пишет… Не пьет, баб не водит, словом, не парень, а
золото!
– Вы сами себе противоречите, –
вздохнула я, – только что назвали его бабником, а теперь говорите, что
женщины здесь не появлялись.
– Так они и не приходили весь год. А
вчерась одна приехала, толстая такая, чисто носорог. В комнату протопала,
теперича ты явилась. Ох, в тихом омуте черти водятся.
– Можно мне его комнату посмотреть?
– За просмотр денег не берут,
ступай, – милостиво разрешила бабка и толкнула дверь, – любопытствуй!
Я окинула взглядом небольшое, примерно
десятиметровое помещеньице, обставленное без всяких излишеств. Узенькая койка,
застеленная серым, застиранным одеялом, стул, двухстворчатый гардероб, явно
сделанный в тридцатые годы, и ободранный письменный стол. На подоконнике
теснились книги, и, в отличие от большой комнаты, тут висела икона, самая
обычная, бумажная. Такую за копейки можно легко приобрести в любой церковной
лавке.
Мои руки сами собой потянулись к подоконнику и
схватили один из томиков. «Математическая теория поля».
– «Теория поля», – прочитала вслух
баба Галя, – ишь ты, сельским хозяйством интересовался!
Я внимательно посмотрела книги, все они были
посвящены высшей математике. Интересно, почему он бросил тут необходимую для
работы литературу?
Я шагнула к шкафу и распахнула дверцы. Внутри
было пусто, только в самом углу стояли новые зимние сапоги.
– Ты чего это распоряжаешься здесь, как у
себя дома, – обозлилась баба Галя, – иди давай, нет тут твоего
хахаля, ступай, ступай…
Я села на стул и решительно заявила:
– Вот что, бабка, хватит придуряться, я
из милиции, ну-ка, быстро говори, куда подевался Виктор.
– А чего, я ничего, – забормотала баба
Галя, – и правда, я не знаю, только та толстая ушла, он сразу собрался.
– О чем они разговаривали?
– Ну я не слышала.
– Врете.
– Не все разобрала.
– Рассказывайте!
– Жирная такая бабенка, – начала
баба Галя, – тучная, коровища, одним словом. Притопала около полудня и в
окошко стучит – тук, тук.
Бабка выглянула и поинтересовалась:
– Тебе чего?
– Виктор у себя?
– Сидит, пишет.
– Скажите ему, Люда приехала.
Баба Галя послушно крикнула:
– Витя, гостья к тебе!
Жилец вышел и уставился на толстуху. Та
засюсюкала:
– Куда же ты пропал, Витюша? Я прямо
изнервничалась!
– Иди сюда, – велел Славин и
втолкнул «носорожицу».
О чем-то они пошептались. Потом тетка с
красным от слез лицом выскочила наружу и побежала по тропинке вверх.
– Уж она ревела, – сплетничала
хозяйка, – прямо тут слышно было, прямо заходилась, бедолага. А Витька
ушел позже, часа через два, потом вернулся и сказал:
– Ну спасибо, Галина Ивановна, я квартиру
получил, съезжаю от вас.
Хозяйка заохала:
– Как же, сыночек, прямо так, вмиг!
Но Витя моментально собрался и поволок два
чемодана на выход.
– Книжки забыл, сынок! – крикнула
бабка.
– Потом заберу, – откликнулся бывший
жилец, – на днях вернусь.
Уже сев в электричку, я злобно подумала: «Ну
погоди, директриса, Людмила Григорьевна, завтра тебе мало не покажется».
На террасе, очень расстроенная, сидела
Ребекка.
– Что-то случилось? – испугалась я.
– Понимаешь, – вздохнула
Бекки, – Нора выпросила у следователя свидание с Николя, простояла длинную
очередь в тюрьме, а когда подала паспорт, ей сообщили, что Николай не хочет
никого видеть.
– Почему? – изумилась я.
Ребекка пожала плечами.
