– Не, Ваняшка, – покачала я
головой, – не хочу, жарко очень, и потом без вас я не смогу, лучше подожду
до осени, посижу на даче, почитаю детективы, телик посмотрю, кайф!
– И мы с Танькой на дачу, – вздохнул
Лыков, – хоть я и не люблю кверху жопой на огороде стоять. У тебя что
растет?
– Крапива, – ухмыльнулась я, –
на щи. Была зелень, да дети с собаками повытоптали, а я и не расстраиваюсь.
Нет, и не надо, лучше куплю, у меня при виде грядки и семян сразу мигрень
начинается.
– Счастливый у тебя характер, –
вздохнул Ванька, – моя Таняха просто ненормальная. Кабачки, тыквы,
помидоры, огурцы, клубника. Мрак! Одной воды для полива три бочки надо, а
водопровода нет, таскаю в баклажках из речки. Ей-богу, никаких заготовок не
захочется!
Мы пропрыгали на ухабах, свернули на бетонку и
въехали в широко распахнутые железные ворота.
Дом был высотой с наш, но в ширину намного
превосходил его, два крыла и средняя часть, просто усадьба. Небось тут чертова
туча комнат.
Безукоризненно вежливая горничная провела нас
на задний двор. Там, под цветным шатром, был сервирован стол, а чуть поодаль
сооружена эстрада. Не успели мы устроиться на помостках, как стали появляться
люди.
Часам к пяти вечера присутствующие
окончательно забыли, зачем собрались. Кое-кто, довольно сильно набравшись,
отправился в дом на мягкие диваны. Небольшая группка фальшиво выводила песню, а
один из участников, потный мужик в очень измятой и очень дорогой шелковой
рубашке, подошел к помосту, вытащил сто долларов, слегка покачиваясь, влез на
эстраду, сунул зеленую бумажку мне в вырез сарафана и прогудел:
– Эй, ребята, «Мурку» могете?
– Могем, – ответила я, выуживая
купюру, – запросто.
Димка с Ванькой переглянулись, и дальше вечер
потек по знакомому руслу: «Мурка», «Зайка моя», «Калина красная»… Потом «быстренькое»
и «тихонькое».
В районе одиннадцати девушка, похожая на
фотомодель, дала Димке конверт и сказала:
– Теперь поешьте – и свободны.
На столах высились горы еды. Я окинула
взглядом это изобилие.
– Пирожки возьми, – тихо шепнул один
из официантов, мужик лет сорока, в красном костюме с золотыми
пуговицами, – а рыбу не трогай, говно, а не рыба.
Я улыбнулась:
– Спасибо. А пирожки какие замечательные,
мои дети все бы съели.
– Погодь, – велел гарсон, – ща
все сделаем!
Он исчез, я принялась за пирожки. И впрямь,
тают во рту. Ванька с Димкой сразу ухватились за бутылки. Но я не стала с ними
ругаться. Вечер закончен, расчет произведен, моя доля в сумочке, и с ними в
машинах мне сегодня не ехать, дойду до своей дачи пешком. Пусть оттянутся перед
отпуском. Жены у них суровые и ни капли мужикам на отдыхе не нальют. Погода
стоит теплая, ежели напьются до свинячьего визга, переночуют в автомобилях, не
декабрь на дворе.
От души поев, я осмотрелась по сторонам.
Володи Костина нигде не было видно, небось узнал, что хотел, и уехал. Я пошла к
воротам.
– Эй, Ямаха, погоди! – раздалось
сзади.
Официант протягивал мне несколько туго набитых
пакетов и коробку. Я заглянула в один пластиковый мешок: много кульков и
горлышко бутылки.
– Что это?
– Бери, бери, не сомневайся, с блюд положил,
не с тарелок, – заботливо сказал официант.
– Спасибо, но…
– Да ладно тебе, – отмахнулся
мужик, – детям снесешь, пирожки, салаты, а бутылевич мужику.
– Я не замужем.
– Правда? Значит, с подругами выпьешь. Да
не стесняйся, гляди, сколько всего осталось, забирай. Эти денег не считают.
Я хотела было отказаться и сказать, что
совершенно не нуждаюсь, но лицо официанта лучилось такой радостью и
благодушием, что я невольно пробормотала:
– Ну спасибо тебе, теперь неделю в
магазин не пойду.
– Видишь, как здорово, – ответил он
и быстрым шагом двинулся в сторону дома.
Я вышла из ворот и побежала по узенькой
тропинке вверх. Идти было недалеко, минут пять, не больше.
В нашей даче приветливо горел свет. На веранде
у стола удобно расположились Кирюша, Лиза и Володя.
– Чего принесла? – оживились дети.
– Объедки с барского стола, –
ответила я и поинтересовалась: – Вовчик, останешься на ночь?
– Естественно, – ответил майор и
сунул Муле в пасть кусок сыра. Мопсиха щелкнула челюстями, сыр исчез. Тут же подлетела
Ада и завертела жирным задом, за ней, почуяв, что раздают сыр, ломанулись
Рейчел и Рамик. Володя продолжал угощать собак.
– Ни фига себе, объедки! – завопила
Лиза. – Пирожки, пирожные, сырокопченая колбаса, салаты…
Они начали пробовать принесенное.
– Эх, жаль, нет осетрины, – вздохнул
Кирюша.
– Рыба была отвратительная, –
фыркнул Костин, – просто дрянь.
После ужина мы перебрались с террасы в большую
комнату, и дети включили видик. Володя и Кирюшка расположились в креслах, Лиза
легла на диван, я пристроилась у нее в ногах, и к нам моментально залезли Муля
и Ада, тут же затеяв возню.
– Что за фильм? – зевая,
поинтересовалась я.
– Боевик, Костя Рябов принес, –
откликнулся Кирюша.
На экране мелькали лица, слышалась стрельба. Я
закрыла глаза. Тут Лизавета поинтересовалась:
– А зачем этой тетке дали конверт с
фотографиями и деньги?
Я уставилась на экран. Худенькая блондинка,
звезда американского кинематографа, только что разорвала бумагу и вертела в
руках снимки, на столе валялись купюры.
– Эта тетка – сообщница наемного
убийцы, – пояснил Володя, – сам киллер на встречу с заказчиком,
естественно, не пошел, послал ее. Деньги – это аванс.
– А снимки? – спросил Кирюша.
– Ну, ребята, вы даете, –
ухмыльнулся майор, – как же исполнителю жертву узнать? Правда, иногда ему
ее показывают, но чаще всего и у них, и у нас система одна, деньги и фото в
конверте забирает посредник.
Я почувствовала, как в висках быстро-быстро
застучали молоточки. А Володя как ни в чем не бывало продолжал:
