Я дождалась ее в коридоре и взяла под руку:
– Мы не договорили.
– Здесь лучше не надо, – тревожно
оглянулась хирург, – народу полно. Пошли в «Макдоналдс».
В кафе мы поднялись на второй этаж и забились
в самый угол. Администрация не экономила на электричестве, и кондиционер
работал на всю мощь, было даже прохладно.
– Зачем вам Витя? – настаивала Зоя
Родионовна. – Он безобидный, как бабочка-капустница.
Я не стала ей объяснять, что это насекомое,
портящее урожай, весьма вредное, а просто спросила:
– Он на работе?
Коростелева пожала плечами:
– Не знаю.
– Как это? Он же ваш муж.
– Был, мы уже год не живем вместе, но
развод не оформляли.
Ну ничего себе, вот и надейся после этого на
компьютер! Да эта идиотская консервная банка регистрирует только официальную
информацию. Стоит людям просто разъехаться – и тю-тю уголовничек. Теперь
понятно, отчего у нас в стране такой уровень преступности!
– Где он живет?
Зоя дернула красивым пухлым плечом:
– Понятия не имею.
Я посмотрела в ее широко расставленные карие
глаза и четко произнесла:
– Виктор – убийца, за последний месяц он
лишил жизни по крайней мере четырех человек.
Лицо Зои сравнялась цветом с белой стеной:
– Кого… кого он убил?
– Академика Вячеслава Сергеевича Славина,
между прочим, своего отца, незадачливую актрисочку Елену Яковлеву, секретаршу
Лену и мальчика Павлика. Думаю, следующая – вы.
– Почему? – прошептала Зоя
Родионовна.
– Потому что вы единственный человек, на
которого могут выйти сотрудники милиции в поисках Витюши. И вам лучше
по-быстрому сообщить его адрес и вообще все, что про него знаете!
– Я познакомилась с ним в исправительной
колонии, – быстро начала Зоя.
Она явно перепугалась и теперь торопилась
поскорей вывалить информацию.
В 1992 году она начинала карьеру хирурга и
была отправлена в командировку на зону. Главное управление исполнения
наказаний, ГУИН, практикует такую вещь: раз в год зону обязательно посещает
врач, узкий специалист. Постоянно работающие в медпунктах фельдшерицы, к
сожалению, не обладают высокой квалификацией. Впрочем, перебинтовать палец,
дать полтаблетки анальгина и измерить температуру они в состоянии. Конечно,
если зэк начнет совсем загибаться, например, от инфаркта или приступа
аппендицита, его в конце концов отправят в больницу, но не во всякую, а только
в такую, где есть специально оборудованная палата с решетками на окнах.
Впрочем, кое-где на зонах имеются свои больнички. Там, где сидел Славин, как
раз и была такая. Виктору повезло, в пятницу он сильно подвернул ногу, а в
понедельник явилась из столицы Зоя Родионовна, вооруженная нужным инструментом
и кое-какими лекарствами.
Славин попал к ней на прием только в среду, и
Коростелева, успевшая насмотреться за два дня работы на местную тусовку, была
приятно удивлена. Витя разговаривал тихо, и речь его была вполне интеллигентна,
на теле не было никаких наколок, и он больше походил на молодого преподавателя,
чем на уголовника, осужденного за убийство.
Надо сказать, что Иннокентий, следователь,
который вел дело Славина, расстарался изо всех сил, пошептался с кем надо, и
Витя попал сначала в очень хорошую колонию, а потом в образцовую.
Начальник колонии, хозяин по-местному,
основательный полковник с крестьянской закваской, пытался, как мог, устроить
быт своего контингента. На ферме подрастали свинки, превращавшиеся потом в
котлеты, суп и колбасу, работали пекарня и крохотный цех по выпуску макарон.
Словом, это было то редкое место, где зэки не голодали. Еще существовала
фабрика по изготовлению мебели, и все местное начальство, впрочем и «шишки» из
соседних городов, заказывали здесь кровати и стулья. Хозяйственный полковник
понимал, что на свободе быстрее устроится на работу тот, кто имеет хорошую
профессию, поэтому он ухитрился договориться с институтом в городе Касимове.
Тамошние преподаватели давали заключенным задания, присылали литературу и
приезжали принимать экзамены. Расплачиваться с ними деньгами полковник не мог,
но добротно сделанные мебельные гарнитуры украшали квартиры профессуры. К тому
же Касимов находился очень близко от колонии, в которой имелась великолепная
автомастерская. Преподавательские машины чинили в ней особенно тщательно.
Словом, это было удивительное место, где никого не опускали и не били.
Но Зоя Родионовна, первый раз столкнувшаяся с
исправительной системой, искренне думала, что все зоны такие.
Витя понравился ей чрезвычайно, и она
несколько раз зазывала парня в кабинет, якобы на перевязку. Необычный зэк
запросто рассуждал о Шекспире, цитировал Андрея Белого и не путал Ван Гога с
Гогеном. К тому же Коростелева узнала, что срок у Славина большой и он успел
уже отучиться на механико-математическом факультете, получить диплом и снова
пойти на занятия, на этот раз выбор пал на экономику.
Уже перед самым отъездом к хирургу запросился
на прием Николаев Иван Михайлович. Зоя Родионовна к этому времени немного
разобралась в обстановке и была в курсе того, что щуплый, похожий на подростка
Иван на самом деле «смотрящий» на зоне и его слово значит не меньше хозяйского.
Иван Михайлович, пытаясь старательно говорить
на обычном языке, начал втолковывать Коростелевой:
– Ты это, в общем, не обижай Ботаника.
– Кого? – не поняла Зоенька.
– Витьку, – пояснил Иван, –
кликуха у него такая, Ботаник. Ему совсем кранты. Ни дачек, то есть передач, ни
грева, еды, по-твоему. Корынка не пишет.
– Кто?
– Корынка, ну мать, и вообще он сюда по
дури влип, за десять лет наблатыкаться не смог. По фене не ботает, паровозом
пошел, косяка напорол из-за профурсетки, вот рога и намочил, стебанутый, одним
словом. Ты в Москву свалишь, а он со своим червонцем на шконке останется,
усекла?
– Нет, – совершенно честно
призналась растерянная Коростелева, – почти ни слова не поняла, то есть не
усекла!
– Охо-хо, – пробормотал Иван
Михайлович. – Ну слушай, попробую попроще побалакать. Сел Ботаник по
собственной глупости…
Зоя Родионовна внимательно слушала
«смотрящего». Она была еще очень молода, ей недавно исполнилось двадцать
восемь, и история, рассказанная Иваном, поразила ее до глубины души. Неужели
еще есть люди на свете, готовые ради сохранения девичьей чести сесть на нары на
такой безумно долгий срок?
