Я сначала прочитала надпись, сделанную
золотом: «Славин Вячеслав Сергеевич, 1940–2000 гг.», потом перевела взгляд на
фотографию и чуть не упала на «Ямаху». На меня смотрело полное, чуть
одутловатое лицо с внимательными карими глазами и капризно оттопыренной нижней
губой. Уголки рта слегка загибались вниз. Точь-в-точь такой же снимок, только
намного меньших размеров, лежал сейчас у меня в спальне на даче.
Глава 3
– Эй, Романова, – прошептал Ванька,
незаметно для окружающих пиная меня ногой, – заснула в самый ответственный
момент, шевели клешнями живей!
Я машинально задвигала пальцами, «Ямаха»
взвыла. Неожиданно одна из женщин упала на холм и завизжала на высокой ноте,
перекрывая саксофон:
– Славик, Славик, за что?! Господи, за
что?!
Двое мужчин молча попытались поднять ее, но
тетка продолжала:
– Славик, Славик, не пойду, не пойду…
От толпы отделилась девушка, стройная,
высокая, просто фотомодель. Она быстрым шагом пошла к истеричке и резко
сказала:
– Нора, прекрати немедленно концерт!
Женщина взвизгнула последний раз, потом
спокойно поднялась, деловито поправила ленту на самом шикарном венке и
прошептала:
– А почему мои цветы лежат в неподобающем
месте, а Тамарин рваный букет в изголовье?
– Заткните ее, – велела
девушка. – Андрей, Николай, чего стоите? Хотите скандала? Сейчас получите.
Из толпы вышли двое. Один, светловолосый,
высокий, на вид лет тридцати, в безукоризненном черном костюме и ослепительно
белой рубашке, слегка хриплым голосом произнес:
– Мама, пошли.
Второй, тоже блондин, но пониже, коренастый, с
большим носом и брезгливо сжатыми губами, молча двинулся в сторону истерички.
Когда он прошел мимо «Ямахи», на меня пахнуло своеобразным букетом из запахов
дорогой парфюмерии, элитного коньяка и качественных сигарет. Так пахло когда-то
от моего мужа Михаила, и я с тех пор невольно отшатываюсь от лиц мужского пола,
благоухающих подобным образом.
Крепыш взял бабу за руку:
– Давай, Нора, хватит.
– Нет, скажи мне, Николя, – проныла
Нора, явно не собираясь уступать, – ответь, отчего мой венок лежит вот
тут, где-то сбоку, а Тамарин растрепанный веник у самого лица!
От кучи мрачно стоящих людей отделилась еще
одна фигура, на этот раз женская, невысокая, в круглой шляпке с вуалью.
– Мама, – укоризненно произнес
высокий блондин, – где же ты тут лицо нашла?
– Как же, Андре, – воскликнула
Нора, – он лежит сюда ногами, а туда головой!
Дама в круглой шляпке спокойно подошла к
холмику, выдернула из-под портрета небольшой букетик гвоздик, перевязанный
черно-красной лентой, потом схватила огромный венок из темно-бордовых роз, с
усилием перетащила его к фотографии и тихо сказала:
– Бога ради, Нора, никто ничего не делал
специально, так тебе нравится?
– Так нормально, – кивнула головой
Нора, – а главное, справедливо. Вы все знаете, что именно меня он любил
больше всех! А ты, Тома…
– Хватит, – рявкнула длинноногая
красавица, – людей постыдись! Андрей, тащи ее в машину!
Потом она повернулась к нам:
– Ну а вы чего расселись? Давайте живо
складывайте дуделки – и в дом, надо помянуть Вячеслава, а не лаяться у свежей
могилы, ну и дурацкая же идея пришла Норе в голову – нанимать ансамбль на
поминки.
Народ потянулся к воротам. Я начала собирать
«Ямаху». Надо же, какая активная девушка. «Дуделки!» Можно подумать, она сама
заработала на свое сверхэлегантное черное платье, а главное, на огромные
бриллиантовые серьги, которые зачем-то нацепила на похороны. И потом, при всей
шикарности она просто глупа и нелогична. Ругаться неприлично не только у
свежей, но и у «старой» могилы. На кладбище надо сохранять хоть…
– Эй, Лампа, – раздался за спиной
шепот.
Я обернулась и заорала от неожиданности:
– Ты!!!
– Тише, – шепнул Володя
Костин, – не на базаре стоишь, спокойно, нечего визжать.
– Как ты сюда попал? Знал покойного?
– Служба привела, – вздохнул
приятель.
Володя Костин работает в системе МВД и дослужился
до звания майора. Мы знакомы давно, он наш хороший, верный друг. Более того,
наши квартиры находятся на одной лестничной клетке. У Костина однокомнатная, из
которой он сделал «двушку», просто уничтожив кухню. Да и зачем ему, холостому и
бездетному, «пищеблок»? Ничего, кроме электрочайника и не надо, все равно ест
он у нас. Так что Володина кухня больше похожа на гостиную, где по
недоразумению стоят холодильник и мойка. Вместо плиты у него панель с двумя
конфорками, кстати, очень удобная вещь для тех, кто не собирается печь пироги.
А представить себе майора, выпекающего пироги, я не могу.
– Что за работа такая, на похороны
ходить?!
Володя глянул на меня:
– Потом объясню.
– Ты и на поминки поедешь?
– Да.
– Эй, Романова! – заорал
Ванька. – Ну ты просто тормоз! Давай, давай, нам надо вперед всех
приехать!
– Ладно, вечером поболтаем, –
сказала я и побежала к «девятке».
Димка унесся на «Мерседесе», словно пуля,
выпущенная из пистолета. Мы поехали достаточно тихо. Я расслабилась и бездумно
смотрела в окно. Мелькали дома, магазины, потом вдруг показалось широкое шоссе,
появился и исчез транспарант «Магазин «Три кита».
– Слушай, а куда мы едем? –
изумилась я.
– Поминки будут у покойного на
даче, – спокойно пояснил Ванька, – в Алябьеве.
– Ну ничего себе! И где же, адрес какой?
– Соловьиная аллея.
Так это противоположный от нас конец поселка,
и я там почти никого не знаю.
Мы свернули влево и покатили по узкой дороге,
впереди показались первые дачи писательского поселка.
– Слышь, Романова, – пробурчал
Ванька, – сегодня отыграем, и все.
– Как это все? – не поняла я.
– Ну, перерыв устроим. Надоело,
налабухали на лето, отдохнуть охота. Какой смысл в Москве париться, заказов
мало идет. Впрочем, если хочешь, можешь одна с «Ямахой» кататься, за оркестр
сойдешь.
