В Мартынове я очутилась около десяти и еле-еле
отыскала гостиницу, отчего-то носившую название «Золотой купол». Номер мне
достался прегадостный. Узкий и длинный, словно кусок коридора, куда по
недоразумению впихнули кровать, шкаф и тумбочку. Туалет с ванной, естественно,
отсутствовали, но мне было наплевать на бытовые условия, я не собиралась сидеть
день-деньской в номере.
Утром, проглотив омерзительный кофе, я поехала
в школу № 8. На дворе конец июня, дети отдыхают, но педагоги небось на месте…
Расчет оказался верен. В директорском кабинете
сидел за столом довольно приятный молодой мужчина, назвавшийся Антоном
Петровичем.
Услыхав, что к нему прибыла корреспондентка
«Учительской газеты», Антон Петрович стал приторно любезным.
– Вы ведете летопись школы?
– А как же, обязательно.
– И медалистов помните?
– Естественно, – заверил
директор, – в актовом зале на стене огромный стенд «Наша слава», хотите
посмотреть?
Не чуя под собой ног, я взлетела по серым,
вытертым ступенькам и увидела стену, заклеенную фотографиями.
– Нашему учебному заведению, –
зажурчал за спиной Антон Петрович, – в этом году исполняется семьдесят
лет. Школа одна из старейших в России, с богатыми традициями. Даже во время
Великой Отечественной войны ни на минуту не прекращалась учеба, в классах
сидело по пятьдесят детей, прибавились эвакуированные школьники…
Он зудел и зудел, словно жирная осенняя муха,
но я уже не слышала занудных рассказов директора. Со стенда на меня смотрела
фотография молодого Славина, точь-в-точь такая, как в университетском деле.
Только подпись под ней почему-то гласила: «Вячеслав Юрьевич Рожков».
– Вы давно директорствуете? –
прервала я Антона Петровича.
– Шестой год.
– До этого кто был на вашем месте?
– О, – обрадовался Антон
Петрович, – вам обязательно надо с ней побеседовать. Уникальная личность,
сильная и необыкновенно привлекательная. Тот редкий случай, когда любят все: и
дети и педагоги. Учитель от бога, яркий талант. Представьте на минуту, в 1943
году, когда прежний директор ушел на фронт, она в возрасте двадцати пяти лет
взвалила себе на плечи эту школу! И с тех пор бессменно руководила коллективом.
– Как ее звали?
– Анна Ивановна Коломийцева, извините,
сразу не сказал, – улыбнулся Антон Петрович, – хотя почему мы говорим
о ней в прошедшем времени.
– Она жива?!
– Поживее нас будет, – хмыкнул
директор, – живехонька, здоровехонька и квартирует недалеко, давайте я ей
позвоню, она с радостью вас примет!
Анна Ивановна встретила меня на пороге.
Высокая, слегка сутуловатая фигура в красивом светло-голубом костюме, волосы
аккуратно уложены валиком, а на ногах у бывшей директрисы были не тапки, а
кожаные мокасины.
Комната, куда меня провели, сверкала чистотой.
Нигде не пылинки, ковер идеально вычищен, занавески стоят от крахмала колом, а
у книжных полок до блеска протерты стекла. Если учесть, что о моем визите она
узнала полчаса назад, то было ясно, что Анна Ивановна невероятно аккуратна и
небось терпеть не может домашних животных. Как правило, хозяйки, проводящие
кучу времени с пылесосом и тряпкой, недолюбливают кошек и собак, от них же
шерсть летит и портит идеальный вид квартиры.
Но тут, словно иллюстрация к моим мыслям,
раздалось тихое мяуканье, и в комнату вступил огромный рыжий кот размером с
хорошего пуделя. Шерсть котяры блестела и переливалась, пушистые «штаны»
торчали в разные стороны, большая, круглая голова с треугольными ушами красиво
покоилась на воротнике цвета червонного золота. Но самым шикарным был хвост,
торчащий вверх трубой.
– Какой котище! – ахнула я.
Анна Ивановна вздохнула.
– Мой последний ученик, хотя я еще иногда
репетирую кой-кого.
– Вы преподавали литературу?
– Нет, математику. Впрочем, что это я.
Пойдемте, если вас не затруднит, на кухню и выпьем чай. Вы когда-нибудь
пробовали пироги с черемухой?
– Разве из цветов можно печь
пироги? – изумилась я.
Анна Ивановна рассмеялась:
– Вы – типичная москвичка. После цветов
появляются ягоды, и вот они-то замечательная начинка, напоминают чернику, но не
такие пресные. Черемуха – сибирское лакомство. Правда, сейчас чего только нет:
киви, бананы, манго, но черемуху можно поесть только за Уральскими горами.
Выпечка и впрямь таяла во рту. Сдобное, но
нежное тесто и слегка терпкие ягоды. Чай Анна Ивановна заварила не
по-старушечьи. В чашке у меня плескалась жидкость темно-коричневого цвета. В
этом доме пили одну заварку, не разбавляя ее кипятком.
Глотая четвертый, невероятно вкусный пирожок,
я слушала плавный рассказ директора о школе. Оставалось только удивляться ее
памяти. Многих выпускников она называла по именам.
– На пятидесятилетие школы собрались
почти все, такой был вечер, концерт… Мы сделали специальные медали и раздавали
бывшим ученикам. Представляете, Семен Потворов, вот уж кто далеко пошел,
директор крупного машиностроительного завода, сказал, что эта медаль – самая
дорогая его награда. Кстати, большинство наших бывших детей выучились. Нам есть
чем гордиться. Лена Рокотова – прима театра оперетты в Екатеринбурге, Сеня
Жиганов работает в МИДе, консул в одной из африканских стран, Аня Веселова –
доктор наук.
– Вячеслав Славин стал академиком, –
перебила я ее.
Директриса вздрогнула, но не сдалась:
– Что-то вы путаете, не было такого
мальчика.
– Был, – спокойно возразила
я, – был, только отчего-то под школьной фотографией написано Вячеслав
Рожков.
– Ах, Славик, – протянула Анна
Ивановна, – бедный ребенок.
– Почему?
– Очень талантливый мальчик,
эрудированный… Но умер!
– Умер?!
– Да, – вздохнула Анна
Ивановна, – поехал в Москву поступать в МГУ и случайно попал под поезд.
Секунду я обалдело молчала, потом
пробормотала:
– Родители его кто были?
– Извините, не помню, дело давнее.
Мне показалось странным, что великолепная
память подвела хозяйку именно в этот момент, поэтому я достала из сумочки
несколько фотографий и положила их перед директрисой.
