– Я ничего не брала, – всхлипывала
Тоня.
– Не ври, – оборвал ее
академик, – у нас никогда ничего до этого не пропадало.
– Я говорю правду, – отбивалась
Антонина.
– Вот что, – подвел черту
Славин, – чтобы это было в последний раз! Имей в виду, никакого уголовного
дела, естественно, я заводить не стану, но знай, если опять приключится кража,
я самолично отведу тебя в милицию!
– Вы мне не верите? – выкрикнула
девушка.
– Извини, нет, – ответил
профессор, – кольцо-то лежало у тебя под матрацем.
Послышался дробный стук каблучков. Ребекка
высунулась в окно и увидела, как Тоня, вся в слезах, бежит к воротам.
К ужину она не явилась, впрочем, на следующей
день на занятия тоже не пришла. Обеспокоенный, Славин вновь обратился в
милицию. Спустя два дня Тоню нашли в парке «Лосиный остров». Девушка повесилась
на березе в глухом углу, куда редко забредали прохожие. В кармане у нее нашли
записку. «Я не виновата, никогда ничего ни у кого не брала, пусть тот, кто на
самом деле вор, и его дети, будут прокляты!»
Славин, тяжело переживая происшедшее, винил во
всем себя:
– Налетел на ребенка, наорал! Надо было
аккуратней, бог знает почему девочка решилась на воровство!
Нора старательно отвлекала бывшего мужа, пресекая
все разговоры на щекотливую тему. Кто-то пустил по академии слух, что Антонина
села на иглу и покончила с собой, когда узнала, что заболела СПИДом.
Абсолютно дикая версия, но она прижилась.
Ребекка замолчала, потом тихо добавила:
– Мне еще тогда кое-что показалось
подозрительным. Ну зачем прятать кольцо под матрацем? Ведь она хотела его
продать, не так ли? Значит, нужно было его унести, во всяком случае, я бы так и
сделала… И потом, мама так странно себя вела после этой смерти. Все время
нервничала, дергалась, а пару раз даже плакала. Меня это, честно говоря,
удивило, она терпеть не могла Тоню. Конечно, жаль девушку, но Нора не слишком
сентиментальна. Она, естественно, сказала все положенные в данном случае слова,
устроила поминки, но рыдать… Рыдать бы не стала. Вернее, она могла картинно
всхлипывать на кладбище, стонать на глазах у всех… Но дело в том, что мама
плакала тихо, у себя в спальне, а вот это совсем не в ее духе. Словом, в голове
у меня зародилось подозрение, но потом все забылось! И вот теперь получается,
что Нора все подстроила, фактически убила Тоню. Даже, по-моему, статья есть в
Уголовном кодексе – доведение до самоубийства. Дом преткновения!
– Что? – не поняла я.
– Папа так говорил, – пояснила
Бекки, – есть выражение: камень преткновения, знаешь?
– Конечно.
– Ну вот, а у нас дом преткновения. Нора
очень боялась, что после смерти папы особняк в Алябьеве придется делить между
нами и Светой, дочкой Тамары. Сейчас, когда папы нет…
Она замолчала. Я удивилась:
– Но ведь Нора понимала, что Лика тоже
наследница.
Бекки пояснила:
– Ну, когда произошла история с Тоней, о
Лике и речи не было. Мама надеялась, что отец больше никогда не женится, она
страшно любит своих детей, нас то есть, просто до умопомрачения, а этот особняк
для нее нечто особенное. Папа получил участок в Алябьеве очень давно, в 70-м
году, но тогда у них не было денег на роскошное строительство, и тут возвели
простенький домик. Его постепенно переделывали, надстраивали и только в 94-м
году, уже при Лике, отстроили этот дворец.
Но Нора самым парадоксальным образом считала,
что дом принадлежит ей и детям. Они все станут тут жить, вместе, в родовом
гнезде! Она даже пару раз в шутку сказала Лике:
«Вот, не дай бог, со Славиным что случится, и
ты нас выгонишь из любимого дома».
Анжелика пропустила замечание мимо ушей и
никак не отреагировала, но, когда Нора стала снова и снова повторять эту фразу,
последняя жена Славина спокойно сказала:
«Не волнуйся, Нора! Если с Вячеславом
Сергеевичем, не дай бог, произойдет несчастье, то и я жить не стану. У Светы
есть отличная квартира, к тому же им с Тамарочкой просто не на что содержать
особняк, так что дом твой».
«Я тоже не слишком обеспечена», – быстро
ответила Нора.
Лика рассмеялась:
«Если ты продашь все бриллианты, которые дарил
тебе Вячеслав Сергеевич, хватит на три жизни, пожалуйста, не жалоби меня, я
прекрасно знаю, сколько стоят те драгоценности, что сегодня на тебе, а ведь они
не единственные».
Нора вспыхнула. Лика как ни в чем не бывало
продолжала:
«Хочешь, оформим у нотариуса бумаги?»
«Какие?»
«В случае кончины Славина я отказываюсь от
всех прав на дом, но пойми, Нора, даже если у меня не хватит духу покончить с
собой, все равно я не смогу жить в особняке, где была столь счастлива!»
Неожиданно Нора стала оправдываться:
«Пойми, у меня дети!»
«Конечно, – кивнула Лика, – ты –
мать и думаешь в первую очередь о них».
Ребекка опять вытащила сигареты.
– Я поражалась Лике. Нора покупала
занавески, меняла ковры, словно и в самом деле была хозяйкой, а Анжелика лишь
улыбалась и говорила: «Хорошо, что есть человек, на которого можно положиться в
трудном деле домоустройства».
Однажды Ребекка не выдержала и
поинтересовалась у подруги:
– Скажи, тебе не обидно, что мама тут
вовсю орудует?
Лика вздохнула:
– Для меня главное – покой Вячеслава
Сергеевича, а если отнять у Норы любимую игрушку, то спокойной жизни придет
конец. Честно говоря, мне без разницы цвет ковров, в своей комнате и спальне
Славина я ей хозяйничать не дам, а остальное… да Аллах с ним.
Бекки замолчала и распахнула окно. Свежий
вечерний воздух ворвался в помещение, запахло жасмином и чем-то сладким,
приторным. На улице стемнело.
Ночью мне не спалось. Обычно я моментально
проваливаюсь в сон, стоит только донести голову до подушки, но сегодня не
помогло ничего: ни сорок капель валокордина, ни рюмка коньяку, ни чай с медом.
Я вертелась в кровати с боку на бок, пытаясь вытянуть ноги между Мулей и Адой,
преспокойненько храпевшими под пледом. Сон не шел. Измучившись вконец, я
встала, открыла окно и, глядя, как на приветливый свет настольной лампы летит
рой мошкары и глупых ночных бабочек, стала размышлять о том, кто убил Славина?
Тот, кому его смерть была выгодна, или тот, кто его за что-то сильно ненавидел…
