Помолчав, Джоанна задала следующий вопрос:
— Вам не показалось, что она была чем-то расстроена в последнюю неделю-другую перед смертью?
— Нет, ничего особенного не замечала. А почему вы спрашиваете? — Лисса вдруг прищурила зеленые глаза. — Что вы хотите доказать? Что несчастный случай — это не несчастный случай?
Джоанна покачала головой.
— Я слышала, что она была подавлена, нервничала — не потому ли она не смогла совладать с машиной в тот день?
— Я думаю, мы уже никогда не узнаем об этом.
— Да, наверное. — Джоанне было не по себе, но она выдавила любезную улыбку. — Что ж, приятно было познакомиться, Лисса.
— Мне тоже, Джоанна.
Джоанна направилась в дальний конец Главной улицы, где была припаркована ее машина. На углу она оглянулась — Лисса в той же позе стояла в дверях и смотрела на нее с совершенно бесстрастным лицом — настолько бесстрастным и неподвижным, что невольно холодок пополз между лопатками, и Джоанна поспешила завернуть за угол.
Выйдя из поля зрения Лиссы, она остановилась, пытаясь справиться с нервами. У нее было такое чувство, что события страшно ускорились. Это движение началось много месяцев назад, а теперь стремительно приближается к своему пику.
Но, черт возьми, она по-прежнему не понимает, куда и зачем торопиться? У нее по-прежнему нет ответа. Одна лишь ни на чем не основанная уверенность, что если она разгадает, отчего погибла Кэролайн, то все остальное сразу станет ясно.
И пора обратиться к доктору Бекету — по любому поводу или вовсе без оного.
В больнице, в своем заваленном бумагами кабинете, доктор Бекет чуть отрывисто поздоровался с Джоанной, прищурив вечно усталые голубые глаза.
— Марион сказала, что вы хотите поговорить со мной, — кивнул он в сторону регистраторши. — Так на что жалуетесь, Джоанна?
Усевшись, куда он указал — на коричневый кожаный стул у его стола, Джоанна покачала головой.
— Я совершенно здорова.
Он сел за стол с другой стороны.
— Понятно. Значит, настала моя очередь отвечать на вопросы о Кэролайн?
Он произнес эти слова спокойно, но тем не менее под прямым и твердым взглядом его голубых глаз Джоанна почувствовала себя неловко.
— Если вы не против, — наконец нашлась она, хотя и не лучшим образом. — Просто я слышала, что вы хорошо знали Кэролайн, может быть, вы расскажете что-нибудь полезное.
— Полезное? Полезное для чего? Джоанна решила, что Бекет нарочно притворяется непонимающим, и тут же насторожилась.
— Я стараюсь ее понять. Стараюсь понять, какой она была. Не могу объяснить зачем, просто я чувствую, что мне это необходимо.
— Понятно, — повторил он.
— И поэтому, что бы вы ни рассказали, я выслушаю внимательно и с благодарностью.
— Не думаю, Джоанна, что мне есть чем с вами поделиться. То есть я могу вам сообщить, что у нее была аллергия на пыльцу вообще, а особенно на сурепку. Могу сообщить, что она каждый год болела тяжелой простудой, но никогда не подхватывала грипп. Что у нее была тяжелая беременность, но легкие роды. Разве это будет полезно для вас?
— Полезна любая мелочь, если она поможет мне лучше понять Кэролайн, — настаивала она. — Говорят, она была застенчива. Это так?
— Скорее сдержанна.
— Даже с вами?
Он пожал плечами.
— Я был ее врачом, а не конфидентом.
У Джоанны уже не осталось сомнений в том, что он не намерен откровенничать с ней. Она решила не пугать его излишним упорством.
— Вы виделись с ней в последнюю неделю ее жизни? — все же задала она следующий вопрос, намереваясь, впрочем, вскоре распрощаться.
Бекет взял со стола ручку и стал крутить ее в длинных пальцах.
— Нет, — сказал он, не отрывая глаз от вертящейся ручки.
Он явно лгал, причем лгал неумело.
— Значит, вы не знаете, была ли она расстроена или обеспокоена чем-то тогда?
— Не знаю. — Он любезно улыбнулся. — Сожалею, что не смог вам ничем помочь, Джоанна.
— Ничего, — улыбнулась она в ответ. — Я собираю мелочи, детали, штрихи — почти каждый может что-нибудь сказать о Кэролайн. Потом все это сложится воедино.
— И что же это будет за картина? — спросил он.
— Если бы ей нужно было название, — сказала Джоанна, — я бы выбрала такое: «Сложная натура». Кажется, ей не подходят обычные в таких случаях ярлыки.
— Обычные ярлыки?
— Да. «Жена богача». «Матрона маленького городка». «Преданная мать». Все они вроде бы и годятся, но не вполне.
— А подходят ли вообще кому-нибудь обычные ярлыки?
— Наверное, нет. — Джоанну вдруг охватило разочарование, и на секунду она замолчала, стараясь скрыть его. Потом поднялась. — Спасибо, доктор, что нашли время для разговора со мной.
Он тоже встал, с той же любезной улыбкой, отнюдь не коснувшейся его глаз.
— Просто док, Джоанна. Жаль, что я так мало знаю о Кэролайн.
Подняв руку в знак прощания, она вышла из кабинета в холл. В регистратуре Марион заносила данные в компьютер, пользуясь послеобеденным затишьем и отсутствием больных. Марион, энергичная женщина средних лет, темноволосая, с очень цепкими глазками, на которой словно бы крупными буквами было написано, что спуску она никому не даст, подняла голову, когда Джоанна проходила мимо.
— Удачно? — спросила она.
Джоанна подумала, что все уже знают: она расспрашивает о Кэролайн, — и это логично, учитывая скорость распространения слухов в этом небольшом городе. Поэтому она не стала спрашивать, что Марион имеет в виду, а просто пожала плечами.
— Да нет.
— Наверное, он прочел вам целую главу и еще один стих об ответственности врача за сохранение тайны пациента?
— Я не слишком настаивала, чтобы не нарываться, — ответила Джоанна. — Просто он сразу предупредил, что не знает о Кэролайн ничего такого, что может быть мне полезно.
Ничуть не удивленная, Марион кивнула.
— Он, мягко говоря, неболтлив.
У Джоанны не было намерения заставлять эту женщину сплетничать про доктора и Кэролайн, она сказала просто наобум:
— Кэролайн ведь часто приходила сюда из-за своей аллергии. Вы ее знали?
— Знала ли я ее? Как сказать? Видела, обменивалась вежливыми словами — это да. Но у Кэролайн Маккенна на других женщин всегда как-то не хватало времени.
— Да, я слышала, — пробормотала Джоанна. — Но неужели у нее совсем не было подруг?
— Я не могу назвать ни одной.
— А вы случайно не видели ее в последнюю неделю ее жизни?
