Проклятье!
— Я не могу ответить на ваши вопросы, — сказал он.
— Не можете или не хотите? — Он не успел еще придумать ответ, как она, вздохнув, произнесла:
— Простите, я, наверное, не должна настаивать. А то получится, что в вашем городе прибавилась еще одна слишком любопытная особа.
Гриффин мрачно посмотрел на нее.
— Джоанна, я, пожалуй, повторю еще раз то, что уже сказал в библиотеке. Не ходите по городу с расспросами о Кэролайн. Слишком многим вы можете сделать больно.
— Это приказ шерифа?
Он не мог быть совершенно уверен, но ему показалось, что она раздосадована.
— Нет, это моя личная просьба.
Она слегка наклонила голову.
— Учту. А теперь я, пожалуй, пойду в отель. Спасибо за кофе.
— Не за что, — ответил он.
Джоанна не протянула ему руки, когда они вышли из кафе и пришла пора прощаться; она просто сказала: «Увидимся» — и направилась вниз по улице, к библиотеке, туда, где стояла ее машина.
Гриффин минуту постоял, глядя ей вслед, и вдруг почувствовал, что все, кто сидит в кафе, включая Лиз, наблюдают, как он смотрит вслед Джоанне. Ему нестерпимо захотелось обернуться и взглянуть в глаза каждому из них, но в итоге он просто пошел в другую сторону — сообщить Ральфу Томпсону, что тот не получит дополнительного места для парковки.
Через четверть часа, терпеливо выслушав гневную речь Томпсона о чрезвычайной самонадеянности и глобальном невежестве городского совета, Гриффин вернулся на свое рабочее место. Знакомая машина уже не стояла перед библиотекой, из чего он заключил, что Джоанна отправилась в отель.
Не сказав никому ни слова, он вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь, едва поборов желание запереть ее на ключ, снял куртку, сел за стол и выдвинул верхний ящик. В ящике было несколько секретных папок, но не они его интересовали. Он вытащил сложенный вдвое листок бледно-голубой бумаги. От частого перечитывания тот изрядно потерся на сгибе. Шериф развернул этот листок и прочел слова, написанные круглым, почти детским почерком, которые давно уже заучил наизусть:
«Гриффин, мне нужно с тобой увидеться. Встретимся в полдень у старой конюшни. Кэролайн».
Он сложил записку, спрятал ее на прежнее место, в ящик, и, откинувшись на спинку стула, стал смотреть в окно.
Снова пошел дождь.
— Черт побери этот дождь, — сказал Скотт Маккенна.
— Ты живешь в Орегоне, — напомнила Холли, — здесь часто портится погода.
— Слишком часто. Мне нужно вернуться в Сан-Франциско.
— Дождей там, конечно, нет совсем. Но зато случаются землетрясения. Кроме того, ты прожил здесь уже двенадцать лет. Твои корни здесь.
— Так ли?
Холли оторвала взгляд от клавиатуры и внимательно посмотрела на него. Скотт стоял у окна, красивый, темноволосый, прикрыв свои серые глаза. В его позе была какая-то отрешенность. Она подумала, что он всегда один — даже среди толпы; она заметила это с первого дня их знакомства.
— Ну, так или иначе, здесь большая часть твоих денег, — уточнила она. — Ты должен вести дела.
Он повернул голову и в упор посмотрел на нее — тем оценивающим взглядом, который раньше заставлял ее нервничать.
— Ты в состоянии справиться с большинством из них и без меня, — заявил он.
— Ты имеешь в виду магазины, оранжерею, лесопилку и еще новое крыло клиники, не говоря уже о гостинице? Информация для вас, босс, — я совершенно не хочу со всем этим справляться.
Скотт чуть улыбнулся.
— Я знаю. Но ты смогла бы.
— Ладно, оставим. — Она ввела последнюю цифру из своего блокнота в компьютер. — Кажется, это все. Расчеты с ценами, списки материалов плюс список медицинского оборудования. Стоимость земляных работ и даже планировки парка.
— Спасибо, Холли.
— Пожалуйста. Не за что, Скотт, в самом деле. — Она хотела сказать больше, но тут дверь открылась, и в нее заглянула дочь Скотта. Риген, как всегда в последнее время, была печальна, ее большие темно-голубые глаза непроницаемы.
— Что такое, Риген? — немного резко спросил Скотт.
— Миссис Эймс сказала, что, если ты разрешишь, я могу вечером посмотреть фильм до конца и лечь спать попозже. — Она говорила ровным, лишенным выражения голосом.
Скотт, не поинтересовавшись даже, что за фильм, равнодушно кивнул:
— Хорошо.
Без лишних слов Риген исчезла — так же внезапно, как появилась. Холли снова села за стол и посмотрела на своего работодателя. Скотт все так же отрешенно смотрел в окно, и она отважилась спросить:
— А что, когда миссис Портер уходит домой, за Риген присматривает экономка?
— За ней нет нужды присматривать, — холодно ответил Скотт. — Она очень независимый ребенок, ты же знаешь.
— Конечно, независимый. Но три месяца назад она потеряла мать. Ты вообще разговариваешь с ней?
— Что я могу ей сказать?
Холли беспомощно пожала плечами, но он так и не взглянул на нее.
— Этого я не знаю. Но я точно знаю, что она обожала Кэролайн — и в то же время не оплакивала мать. Ни в тот день, когда произошла трагедия, ни на похоронах, ни после. Она вообще-то плакала?
Скотт долго не отвечал, потом наконец сказал:
— Не знаю.
— Скотт…
— Холли, я не могу изменить свою натуру только потому, что вдруг овдовел. Риген и Кэролайн были очень близки, но мы с Риген — никогда. Я сделаю для своего ребенка все, что могу, но я никогда не смогу заменить ей Кэролайн.
Они были знакомы уже восемь лет, но сейчас Холли смотрела на него и не могла понять, что он чувствует — и чувствует ли? Он всегда был несколько холодноват с дочерью, но не больше, пожалуй, чем со всеми остальными; возможно, действительно, такова его натура.
— Я понимаю, это не мое дело, Скотт, но я не в силах не думать об этом. Если ты сейчас не достучишься до Риген, не поможешь ей пережить смерть Кэролайн, мне кажется, ты будешь сожалеть об этом всю жизнь. — Она поднялась со стула и быстро добавила:
— На сегодня все, больше вмешиваться не буду. Ухожу домой.
— Осторожнее веди машину.
— Да, непременно. — Она дошла до двери, остановилась и посмотрела на него. — Доброй ночи, Скотт.
По-прежнему глядя в окно, Скотт спросил:
— Этот твой надменный художник хоть понимает, как ему повезло?
— Не знаю.
Он кивнул, словно ее ответ не удивил его.
— Доброй ночи, Холли.
Она вышла и тихо прикрыла за собой дверь, оставив Скотта одного.
