— Джесс наверняка об этом позаботился. Может быть, думал, что Кристин рано или поздно вернется.
— Сначала я тоже так думала. Но потом поняла: случилось что-то еще, что и заставило маму в ужасе бежать.
— Именно то, чего ты не можешь вспомнить?
Аманда постаралась не обращать внимания на сомнение, прозвучавшее в его голосе.
— Я знала: что-то там произошло. Но к тому времени я знала и то, что две другие женщины уже претендовали на имя Аманды Далтон. Значит, ко мне отнесутся с откровенным недоверием, если я не смогу доказать, кто я такая.
— А ты не могла этого доказать.
— Да. Но выбора у меня не было. Я поняла, что должна приехать сюда, выяснить, кто я такая, познакомиться с семьей. Я подумала, что даже если не смогу узнать, что заставило маму бежать из «Славы», то по крайней мере пойму, кто же я такая на самом деле. И вместе с тем… каждый раз, когда я об этом думала, в моем сознании возникала… эта запертая дверь… ужас, который я могу за ней обнаружить. Мама приложила немало усилий, чтобы скрыть, кто мы такие. Мы жили под чужим именем. Я подумала, что разумнее всего сделать то же самое. Мой сыщик помог мне сочинить новую биографию на тот случай, если понадобится срочно скрыться. Я знала, что в ней не все гладко, но понадеялась, что какое-то время она мне послужит, месяца два, а потом я либо выясню, что произошло той ночью, либо это уже не будет иметь значения.
— То есть ты исчезнешь?
Аманда откинула голову на спинку дивана.
— Да. Знаешь, уже в ту самую минуту, когда я стояла на холме и смотрела на «Славу», в первый день, когда ты меня только привез, я поняла, что не смогу жить в этом доме.
— Но почему? Из-за страха?
Она едва заметно улыбнулась.
— Потому что поняла: это не мое. О, я узнала те места. Именно в тот момент, когда я увидела дом, в памяти начали пробуждаться воспоминания детства. Но какие-то обрывочные.
Некоторое время Уокер молчал.
— А как насчет той ночи? Удалось тебе что-нибудь вспомнить?
— Тоже отдельные обрывки, правда, довольно яркие. Я помню, как спускалась по лестнице, как прошла мимо часов. Вышла из дома, прошла через поле, перепрыгнула через канаву, полную грязной дождевой воды. Подошла к конюшням. Увидела свет. Услышала что-то… Что-то ужасное.
— Что?
— Не помню. На этом месте воспоминания всегда обрываются.
Уокер снова помолчал.
— Та ночь имеет какое-нибудь отношение к твоему страху перед лошадьми?
— Думаю, да. Я помню, что до той ночи любила лошадей. Значит, тогда произошло что-то такое, отчего в меня вселился страх перед лошадьми. Кажется, я прокралась в конюшню посмотреть на кобылу, которая ожеребилась недели за две перед тем. Но я не помню, увидела ли ее. После этого в памяти провал.
Уокер покачал головой.
— И Кристин никогда тебе не намекала на то, что могло произойти той ночью?
— Ни слова. Но я чувствовала, что она боится. После нашего бегства она все время жила в страхе. Я это чувствовала, но не знала причины.
Аманда пристально смотрела на Уокера, страстно желая, чтобы он ей поверил. Уокер нахмурил брови.
— Ты кого-нибудь спрашивала, не помнят ли обитатели «Славы» чего-нибудь?
— Да.
— И что же?
— Ничего из ряда вон выходящего. И Мэгги, и Кейт признали, что мама была несчастлива, но ни та, ни другая не заметили в ней ничего необычного тем летом. И Джесс тоже. Вот только…
— Кто-нибудь другой заметил?
— Виктор.
— Что?!
Аманда кивнула.
— Мы с ним разговаривали как раз перед отъездом. Он сказал, что у мамы в то лето был роман с тренером по имени Мэтт Дарнелл.
— Ты ему поверила?
Аманда снова кивнула.
— Он сказал, что у него есть доказательства, но я не успела его расспросить, его позвали, и больше мы с ним не виделись. Я потом еще раз просмотрела ее дневники. Там есть несколько страниц, в которых говорится о чем-то… о чем-то похожем на бурную страсть. И происходило это тем летом. Виктор сказал, что этот Мэтт Дарнелл бежал вместе с нами. Он в этом не сомневался.
— Возможно, в этом и кроется разгадка. Может быть, эта страшная комната, в которую ты боишься заглянуть, возникла после того, как тебя среди ночи внезапно оторвали от любимых мест, от отца.
— Как же тогда объяснить мой страх перед лошадьми?
— Он мог быть вызван чем-нибудь другим, происшедшим до или после той ночи. Ты же сама говоришь, твои воспоминания похожи на беспорядочные обрывки. Возможно, все перемешалось у тебя в сознании.
— А чем объяснить мамин страх?
— Ну, она ведь сбежала от мужа. А Далтоны — действительно могущественная семья. Ее могли лишить права опеки над дочерью. Она, наверное, понимала, что после смерти Брайана Джесс не успокоится. А если разыщет вас, может привлечь ее к суду.
— Может быть, и так.
Его предположения звучали вполне правдоподобно, но они не объясняли, почему Кристин Далтон продолжала испытывать страх и после того, как Аманда достигла совершеннолетия. И почему Аманда абсолютно не помнила Мэтта Дарнелла. И почему она так уверена в том, что ее страх перед лошадьми вызван событиями той ночи. Однако сейчас Аманда устала от бесконечных загадок и вопросов, роившихся в мозгу. Хелен пообещала, что она все вспомнит, когда придет время. Остается лишь поверить ей и ждать.
Аманда уже было собралась рассказать Уокеру о том, что, возможно, на вечеринке ее умышленно отравили, о том, что Виктора могли преднамеренно убить, чтобы не дать ему возможности встретиться с ней, и о том, что собак могли убрать для того, чтобы легче было подобраться к ней. Но все это звучит так туманно, неопределенно. Столько всяких «если» и «может быть»…
Уокер решит, что у нее паранойя. Она и сама в последнее время начала так думать.
Аманда решила на этом закончить свой рассказ.
— Ну вот, теперь ты знаешь правду. Со всеми точками над i, как любят говорить юристы.
Он улыбнулся:
— Спасибо.
— За что?
— За доверие.
Ее рука все лежала в его ладони.
— Ты расскажешь это Джессу?
— Нет, если ты не хочешь.
— Я бы хотела сама ему рассказать. Я имею в виду историю с вымышленным именем. Но… не сейчас.
— Хочешь подождать, пока все вспомнишь?
Аманда испуганно вскинула голову. Уокер улыбнулся.
— Я знаю, ты не поверила в мое красивое, логическое объяснение того, что произошло двадцать лет назад. Возможно, ты и права. Я и сам в этом не слишком уверен. В любом случае есть смысл дать тебе время вспомнить.