Какая-то часть его существа, того осторожного, логически мыслящего человека, подсказывала, что вот сейчас можно воспользоваться ее беспомощностью, ее страстью и потребовать объяснений. Пусть скажет правду — кто она такая и зачем приехала в «Славу». Однако Уокер сам ослеп от страсти. Логически мыслящего человека поглотило совсем другое существо, целиком состоящее из ощущений и эмоций, охваченное таким свирепым и необузданным желанием, что оно стремилось лишь к обладанию своей подругой. Этому существу не было никакого дела до правды.
Он сомкнул губы вокруг твердого соска. Бешеный ритм ее сердца повторял его собственный, ее прерывистое дыхание смешивалось с его. Он провел губами вниз. Остановился у небольшого родимого пятна в форме перевернутого сердечка, и еще у одного, внизу живота.
Тихий звук, похожий на стон, сорвавшийся с ее губ, подействовал на него как ласка. Губы ее казались невероятно нежными и сладостными. Когда же их тела наконец соединились, Уокер испытал столь полное удовлетворение, что замер, не веря, что такое бывает. Вот это и есть то самое…
Аманда, по-видимому, тоже это почувствовала. Взгляды их встретились. Она прошептала его имя, словно отвечая на какой-то невысказанный вопрос.
А потом на них обрушилась мощная волна желания, требовавшего немедленного удовлетворения. Уокер больше не мог думать ни о чем, кроме необходимости освободиться от бешеного напряжения, пульсировавшего внутри, пока наконец не наступила сокрушительно-мощная кульминация.
Дождь кончился. Они долго лежали рядом, в полной тишине.
— Останься у меня на ночь.
Некоторое время она не отвечала.
— Не могу.
Уокер понимал, что нужно вести себя очень осторожно, чтобы не разрушить то хрупкое и в то же время невероятно сильное чувство, которое возникло между ними, поэтому он заговорил мягко, спокойно:
— Почему не можешь?
Аманда подняла голову с его плеча и серьезно взглянула ему в глаза.
— Джесс еще ничего не знает. Если, конечно, ты ему не сказал. Мне бы не хотелось, чтобы он случайно это выяснил за завтраком, узнав, что меня нет дома.
— Кто-нибудь ему наверняка скажет.
— Я знаю. Но я бы хотела сделать это сама.
В конце концов он кивнул в знак согласия.
— Поздно уже. — Аманда нехотя приподнялась и потянулась за одеждой.
Уокер усмехнулся:
— Только сделай это побыстрее, хорошо?
— Постараюсь.
Уокер отправился провожать ее до «Славы».
Иссохшая земля жадно поглощала влагу, поэтому грязи на тропинке уже почти не осталось. После дождя стало гораздо прохладнее, так что обратная дорога показалась им намного приятнее.
Тропинка кончилась. Взглянув в сторону дома, они разглядели гараж и «кадиллак» Джесса. Значит, он уже вернулся.
— Я войду с тобой.
Аманда посмотрела на него с веселым удивлением:
— С какой целью? Объяснить, почему у меня не хватает пуговицы на блузке?
— Что, в самом деле?! Я опять оторвал пуговицу?
— Да, опять. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. — А с Джессом я справлюсь сама. Спасибо.
— Аманда…
— Спокойной ночи, Уокер.
Он смотрел ей вслед. Вот она пересекла мокрую лужайку перед домом. Он с трудом сдерживался, чтобы не позвать ее или не пойти за ней следом. Причину своего беспокойства Уокер, наверное, и сам не смог бы точно определить. Возможно, подействовало то, что произошло между ними в оранжерее, а может быть, после всего случившегося в этом доме у него возникло дурное предчувствие, но только ему почему-то не хотелось, чтобы она входила в этот дом без него. Совсем не хотелось.
— Аманда?
Она застала Джесса в кабинете за рабочим столом. И это несмотря на поздний час и долгий утомительный день.
— Неужели бумаги не могут подождать до завтра, Джесс? Уже двенадцатый час.
— Я знаю который час. — Он мрачно взглянул на нее. — Я приехал в восемь. А где ты была?
— С Уокером, — не колеблясь, ответила Аманда. Она не сомневалась в том, что кто-то уже успел доложить Джессу — судя по разгневанному выражению его лица — о демонстративном проявлении Уокером своих чувств.
Некоторое время Джесс молча смотрел на нее, по-видимому, ожидая, что она покраснеет, смущенно потупит взгляд, начнет нервно заикаться. Вообще как-нибудь даст понять, что сознает свою вину. Ничего подобного он не дождался. Аманда спокойно стояла, глядя ему прямо в глаза с легкой улыбкой.
В конце концов Джесс сам прервал молчание:
— Следует ли это понимать так, что вы с Уокером…
— Это надо понимать так, что мы с Уокером взрослые люди.
— И на мое мнение тебе абсолютно наплевать?
Аманда покачала головой.
— Я очень уважаю ваше мнение, Джесс. Но я взрослая женщина и сама принимаю решения во всем, что касается моей личной жизни.
Сейчас Джесс выглядел скорее раздраженным, чем разгневанным.
— И разумеется, если я выскажусь против, ты опять станешь угрожать отъездом.
Улыбка на лице Аманды стала шире.
— Вообще-то это действенное средство, как я заметила. Но я не понимаю, с какой стати вам возражать. Вы доверяете Уокеру вести все ваши семейные дела, в вашем доме его принимают как члена семьи. Так почему вы не можете доверить ему свою внучку?
— Ты собираешься выйти за него замуж?
— Джесс… Каждое утро я долго думаю и не могу решить, что мне надеть. Для того чтобы принять серьезное решение, мне требуется гораздо больше времени. Наша связь с Уокером возникла как бы сама собой. Я еще не успела все это обдумать.
Наступило долгое молчание, за время которого Джесс преобразился из разгневанного прародителя в любящего деда.
— Я бы хотел уйти из жизни, зная, что ты благополучно устроена.
На Аманду это высокопарное заявление не произвело должного впечатления. Она подошла к столу и наклонилась к Джессу, почти к самому его уху:
— Если вы скажете Уокеру хоть одно слово насчет женитьбы, хоть одним звуком намекнете ему на это, вот тогда я действительно уеду. Вы и оглянуться не успеете. Не вмешивайтесь в это, Джесс.
Пораженный Джесс сверкнул на нее глазами.
— Ах ты дерзкая девчонка!
Она выпрямилась. Снова улыбнулась.
— Не забывайте, что я из рода Далтонов. Мы свои дела решаем самостоятельно.
Джесс сделал над собой явное усилие и рассмеялся лающим смехом.
— Ну ладно-ладно. Не буду вмешиваться. Скажи, а что с собаками? Я слышал, они пропали.
Аманду не удивило, что он упомянул о собаках прежде, чем о смерти Виктора. Приоритеты Джесса не менялись уже много лет. Его личная собственность важнее всего остального.
