Когда Джейсон вел меня по ступенькам, мне предстал на
обозрение его изящный зад. Материя, покрывавшая пах, сзади превращалась в
тонюсенькую полосочку. Рубашка до штанов не доходила, и мелькал голый живот,
когда он чуть поворачивался на ходу.
Музыка ударила меня у дверей, как пощечина великана. Будто
сквозь стену пробиться. Я не думала, что «Нарцисс в цепях» — танцевальный клуб.
Но если не считать чуть более экзотической одежды завсегдатаев с избытком
кожаной черноты, все было как во многих других заведениях. Обширный зал, тускло
освещенный, темный по углам, слишком тесно набитый народом, дергающимся под
слишком громкую музыку.
Моя рука чуть-чуть сжалась на локте Джейсона, потому что я в
таких местах всегда немного не в своей тарелке — по крайней мере первые минуты.
Мне бы декомпрессионную камеру между внутренним и внешним пространством, чтобы
перевести дыхание и адаптироваться. Но эти клубы не пытаются дать тебе
привыкнуть — они тебя тут же ошеломляют сенсорной перегрузкой и надеются, что
ты выживешь.
Кстати, о сенсорной перегрузке: Жан-Клод стоял у стены недалеко
от входа. Длинные черные локоны рассыпались по плечам, спадая почти до пояса. Я
даже не помнила у него таких длинных волос. Он стоял, чуть отвернувшись от меня
и глядя на танцующих, так что лица его я толком не видела, но зато у меня было
время рассмотреть все остальное. Он был одет в черную виниловую рубашку, будто
облит ею. Руки у него оставались голыми до плеча и на фоне сияющего винила
казались невозможно белыми, будто подсвеченными изнутри. Конечно, это было не
так, хотя и могло быть. Жан-Клод никогда не опускался до такого declasse,чтобы
демонстрировать подобные возможности в общественном месте. Штаны на нем были из
того же блестящего винила, и длинные линии его тела казались будто облитыми
кожей. Виниловые сапоги кончались выше колен и блестели так, будто их
начистили, подышали и начистили снова. Все в нем было блестящим — темное сияние
одежды, белое сияние кожи. Вдруг он резко обернулся, будто ощутив, что я на
него глазею.
Увидев его лицо, пусть даже на расстоянии, я ощутила, что
мне трудно дышать. Он был красив. Красив захватывающей дух красотой,
мужественной красотой, но как-то на грани мужественности и женственности. Не
андрогинной, но близкой к тому.
Зато когда он пошел ко мне, движения его были чисто
мужскими, хоть и грациозными, будто он двигался под слышную только ему музыку,
но походка, покачивание плеч — женщины так не двигаются.
Джейсон потрепал меня по руке. Я вздрогнула и глянула на
него.
— Анита, дыши. Не забывай дышать.
Я вспыхнула, потому что именно так действовал на меня
Жан-Клод — будто мне четырнадцать лет, а он — мой кумир. Джейсон сильнее
стиснул мне руку, будто боялся, что я побегу. Идея неплохая.
Я снова посмотрела и увидела, что Жан-Клод уже совсем рядом.
Впервые увидев сине-зеленую зыбь Карибского моря, я заплакала — так это было
красиво. Такое же чувство у меня вызывал Жан-Клод — я готова была заплакать от
его красоты. Будто тебе предлагают полотно кисти да Винчи, и не на стену, а
просто поваляться на нем. Этого не должно быть. Но я стояла, вцепившись в руку
Джейсона, и сердце стучало так, что заглушало музыку. Мне было страшно, но не
как от ножа в ночи, а как кролику в свете фар. Меня раздирали, парализуя, два
инстинкта, как всегда бывало в присутствии Жан-Клода. Мне хотелось одновременно
броситься к нему, обнять, обернуться — и бежать с воплем без оглядки, молясь,
чтобы он не догнал.
Он стоял передо мной, но не двинулся, чтобы меня коснуться,
преодолеть оставшееся расстояние. Будто так же остерегался коснуться меня, как
я его. Он меня испугался? Или ощутил мой страх и боялся меня отпугнуть? Мы
просто стояли, уставясь друг на друга. Глаза у него были теми же:
темно-темно-синими, окруженными богатством пушистых черных ресниц.
Джейсон поцеловал меня в щеку, легко, как целуют сестру. И
все равно я вздрогнула.
— Я здесь третий лишний. Вы двое отлично справитесь.
И он испарился, оставив нас с Жан-Клодом глазеть друг на
друга.
Я так и не узнала, что бы мы могли сказать друг другу,
потому что к нам подошли другие раньше, чем мы могли бы что-то решить. Самый
низкорослый был пяти футов семи дюймов роста, и на треугольном лице было больше
косметики, чем у меня. Хорошо наложенной косметики, но он не пытался походить
на женщину; Очень короткие черные волосы, хотя было видно, что они вились бы,
будь подлиннее. Одет он был в черное кружевное платье, приталенное, из-под
которого виднелась худощавая, но мускулистая грудь. Юбка развевалась вокруг
почти солнцем, а чулки на нем были черные с тонким паутинным узором. На ногах —
босоножки на шпильках, ногти на руках и на ногах выкрашены черным лаком. Он
был... прекрасен. Но завершало этот наряд чувство исходящей от него силы. Она
окружала его, подобно аромату дорогих духов, и я поняла, что он альфа кто-то.
Первым заговорил Жан-Клод:
— Это Нарцисс, владелец этого заведения.
Нарцисс протянул руку. Я на миг смутилась, не зная, надо мне
пожать ее или поцеловать. Если бы он пытался сойти за женщину, то надлежащим
был бы поцелуй, но он не пытался. Он был одет настолько... разнополово, будто
оделся просто как ему хочется. Я пожала руку — пожатие у него было крепким, но
не слишком. Он не пытался испытать мою силу, как сделали бы некоторые
ликантропы. Очень такой надежный Нарцисс.
Стоящие за ним мужчины нависали над нами — каждый выше шести
футов. Один — с широкой мускулистой грудью, почти обнаженной под сложным переплетением
кожаной сбруи. Светлые волосы, очень коротко подстриженные по бокам и
слепленные в короткие шипы посередине. Глаза светлые, взгляд недружелюбный.
Второй — не такой широкий, скорее профессиональный баскетболист, нежели
штангист. Но руки под кожаной сбруей бугрились узлами мускулов. Собственная
кожа столь же темна, сколь и надетая на него. Им бы обоим еще татуировки, и
готовая картина плохих парней из плохого фильма.
— Улисс и Аякс, — представил их Нарцисс. Аякс был
блондин, а Улиссом оказался тот самый жгучий брюнет.
— Греческая мифология, очень удобно из нее брать
имена, — заметила я.
Нарцисс моргнул на меня большими темными глазами. Либо ему
это не показалось смешным, либо ему было все равно. И тут музыка оборвалась. Мы
оказались посреди ревущего молчания, и это было потрясение. Нарцисс заговорил
так, чтобы слышала я, но не люди вокруг: он знал, что музыка прервется.
— Мне известна ваша репутация, миз Блейк. Я должен
взять у вас пистолет.
Я глянула на Жан-Клода.
— Я ему не говорил.
— Бросьте, миз Блейк, я способен учуять пистолет, даже
сквозь... — Он потянул носом, склонил голову чуть набок. — Сквозь ваш
«Оскар де ла Рента».
— Я сменила масло на другое, которое пахнет
меньше, — сказала я.
— Это не масло. Пистолет новый, я чую запах... металла,
ну, как пахнет новый автомобиль.
