— То есть?
— Он не сделал тебе ничего такого, что ты сперва ему не
сделала.
— Я думала, что их обоих повели ardeurи Белль Морт.
— В первый раз, когда ты ощущаешь призыв ее силы, она
пьянит. Но тот факт, что Джейсон сделал нечто, чего ты не позволила бы, а
Натэниел нет, значит, что Натэниел лучше собой владеет, чем Джейсон.
— Я бы решила, что все наоборот.
— Я знаю, — сказал он, и то, как это было сказано,
заставило меня на него посмотреть.
— И что ты имеешь в виду?
— То, ma petite,что ты, быть может, знаешь желания сердца
Натэниела, но я не думаю, что ты знаешь его самого.
— Он сам себя не знает.
— Отчасти это верно, но я думаю, что он тебя еще
удивит.
— Ты опять что-то от меня скрываешь?
— Насчет Натэниела — нет.
Я вздохнула:
— Ты знаешь, в другое время я бы заставила тебя
объяснить этот загадочный комментарий, но черт меня побери, сейчас мне нужно
какое-то утешение от кого-то, и я думаю, это ты.
Он приподнял брови.
— Когда ты просишь в такой лестной манере, как я могу
отказать?
— Не надо, Жан-Клод, просто обними меня.
Он притянул меня к себе, и я повернулась так, чтобы укус не
болел, то есть чтобы не болел сильнее, чем уже болел. Он превратился в
пульсирующую боль, острую при прикосновении. Действительно больно, но отчасти я
была довольна. Это было свидетельство того, что мы сделали, болезненный сувенир
в память того, что было приятно. Если мои моральные устои не позволяли
воспринимать это отдельно, я могла восхищаться целым.
— И почему мне приятно, что Натэниел меня
пометил? — спросила я тихо, потому что на сто процентов была уверена в
отсутствии у Жан-Клода ревности по этому поводу.
Он погладил меня по волосам, обнимая одной рукой.
— Я вижу много причин. — Его голос отдавался у
него в груди, к которой я прижалась ухом, и смешивался со стуком сердца.
— Мне хватит одной, которая будет для меня иметь смысл.
— Иметь смысл для тебя.Тогда это другой вопрос.
Я обняла его за талию, притянула:
— Без игр, мы же договорились. Просто скажи.
— Дело может быть в том, что ты становишься его истинной
Нимир-Ра. — Его рука прижала меня сильнее. — Я действительно чувствую
в тебе что-то новое, ma petite,какую-то дикость, которой не было раньше.
Возможно, ты, будучи его Нимир-Ра, стремишься к более тесному контакту.
Имело смысл. Трудно было спорить с этой логикой, хотя и
хотелось.
— А другие причины?
— Белль Морт отнеслась к тебе как вампиру своей линии.
Если посредством меток или твоей некромантии ты приобрела одни способности
вампиров, у тебя могут быть и другие. Может быть, леопард — твой подвластный
зверь. Я признаю, что первая причина более вероятна, но вторая также возможна.
Я чуть отвела голову назад, чтобы видеть его лицо.
— А тебя тянет к волкам?
— Мне приятно, когда они меня окружают. Приятно их
трогать как... как любимую собаку или как любовницу.
Не думаю, что мне понравилось объединение собаки и любовницы
в одной фразе, но я не стала придираться к словам.
— Значит, тебе хочется секса с волками?
— Тебе хочется иметь секс с Натэниелом?
— Нет... в прямом смысле — нет.
— Но тебе хочется его трогать и чтобы он тебя трогал?
Мне пришлось пару секунд подумать.
— Кажется, да.
— В истинном соединении животного и вампира в обоих
есть желание касаться, в одном — желание служить, в другом — заботиться.
— Падма, мастер зверей, о своих животных ноги вытирал.
— Одна из причин, почему Падма всегда будет в Совете на
вторых ролях, состоит в его убеждении, что власть должна быть взята, что она
должна порождаться страхом. На самом деле власть, сила приходит, когда тебе ее
предлагают другие, а ты лишь воспринимаешь ее как дар, а не как трофей в личной
войне.
— Поэтому то, что ты обращаешься с волками лучше
многих, означает всего лишь — как сказать? — политическое решение?
Он пожал плечами, не выпуская меня из объятий.
— Я не знаю чувств других вампиров. Знаю только, что
Белль Морт тянуло к ее котам, и у меня то же самое к моим волкам. Быть может,
только вампиры ее линии обращают связь между вампиром и зверем во что-то вроде
отношений любовников? Ее сила во многом кормилась сексом или хотя бы влечением,
а у других все может быть совсем не так — кто знает? — Он
нахмурился. — Я на самом деле до сих пор об этом не думал. Быть может, это
одно из преимуществ — или недостатков — ее наследия, что большая часть моих
способностей всегда чем-то напоминает секс.
— А у Ашера те же чувства к подвластному ему зверю?
— У него нет подвластного зверя.
Я вытаращила глаза:
— Я думала, что все Мастера Вампиров определенного
возраста имеют подвластного зверя.
— Как правило, но не всегда. Точно так же, как его укус
может дать истинную сексуальную разрядку, а мой — нет. У нас разные виды силы.
— Но не иметь подвластного зверя — это похоже на
серьезный...
— Да, это значит, что он слабее меня.
— Но он мог бы все равно быть где-то Мастером Вампиров
Города. Я хочу сказать, что встречала хозяев города, у которых не было
подвластного зверя.
— Если в этой стране найдется вакантная территория, а
Ашер пожелает нас покинуть, то — да, он мог бы подняться до Мастера Города.
Я открыла рот спросить: «Так почему же?..» Но я наверняка
знала ответ, и он был болезненным, так что я ничего не сказала. Взрослею,
наверное, наконец-то.
Не все, что приходит тебе в голову, должно слетать с языка.
— А может быть, еще, что ты просто очень давно хотела
Натэниела. Тогда это просто радость наконец-то удовлетворенного желания.
Я оттолкнулась от него:
— Знаешь, что-то не очень у тебя выходит утешительно.
— Ты сказала: без словесных игр. Разве ложь — не то же
самое?
— У меня не было секса с Натэниелом, — мрачно
сказала я.
— Перестань, ma petite.У тебя с ним не было сношения,
но сказать, что не было секса, — это уже натяжка. Ты так не считаешь?
Я глянула сердито и хотела огрызнуться, но сердце у меня
забилось быстрее от чего-то больше похожего на страх, чем на злость.
— Ты хочешь сказать, что вот то, что мы сейчас делали,
называется сексом?
