— Моя очередь, — тихо сказал он, включая свет в
ванной и закрывая за собой дверь.
— Ты прелестно выглядишь, — сказал Джейсон.
— Джейсон, прекрати комплименты. Мне и без того
чертовски неловко в этом гарнитуре.
— Так сними его, кто тебе мешает?
Я сердито на него посмотрела. Он похлопал по кровати рядом с
собой, ухмыляясь:
— Иди ложись.
— Разозли меня, и я тебя отправлю спать в твою комнату.
— Жан-Клод велел мне оставаться сегодня с тобой.
— Я могу настоять. — Мой пистолет лежал на одежде,
под рукавом.
— Если бы ты меня могла застрелить только за то, что я
дразнюсь, я бы давно уже был бы мертв.
— Джейсон, я тебя прошу, у меня была трудная ночь.
Пожалуйста, веди себя прилично хоть в этот раз.
Он вскинул руку в бойскаутском салюте:
— Честное слово, кусаться не буду.
Это напомнило мне о Мике и заставило покраснеть, что в
данной ситуации было совершенно неуместно.
Джейсон вытаращил глаза:
— Такой реакции я у тебя еще никогда не видел. Надо
будет запомнить реплику.
— Ты мне просто напомнил об одной вещи, которая меня
смутила, вот и все.
Улыбка его стала чуть поуже.
— Я так и знал, что дело здесь не во мне.
— И нянчить твое самолюбие я тоже не собираюсь,
Джейсон. Занимайся этим сам.
— Как всегда. — Улыбка его исчезла, лицо стало
серьезным. С соломенными волосами и синими глазами он как-то неуместно
смотрелся на черном шелке; его выгоднее оттенял бы какой-то другой цвет.
Конечно, кровать эта была создана как фон не для Джейсона, а для Жан-Клода.
Этой мысли хватило. Я ощутила его в гробу, мертвым для мира,
ушедшим туда, куда после восхода солнца уходят вампиры. Ощущение было далеким,
неспособным меня удержать или мне помочь. От него лишь веяло холодом и еще
большей неуверенностью.
Я прислонилась к тяжелому вишневому столбу кровати, опираясь
на него рукой. Но у меня недостаточно большая кисть, чтобы взяться за такой широкий
столб. Кровать была большая — не меньше двуспальной.
— В чем дело, Анита?
Я покачала головой:
— Мне не хочется об этом говорить.
— Извини, я буду вести себя прилично. Обещаю.
— И дразниться не будешь?
Он попытался сохранить серьезность, но улыбка пробилась.
— Я бы обещал больше не дразниться никогда, если бы
думал, что смогу сдержать слово. Но я обещаю постараться сегодня тебя больше не
дразнить. Годится?
Я не могла не улыбнуться:
— Думаю, это честно. — И я села на край кровати.
— Ты сегодня будто потерянная.
Это было так близко к тому, что я сама о себе думала, что я
повернулась к нему.
— Это так заметно?
— Только для того, кто тебя знает.
— И ты меня настолько хорошо знаешь, Джейсон?
— Иногда. А иногда ты меня полностью поражаешь.
Я натянула одеяло и влезла под простыню, сбросив тяжелое
атласное покрывало. И оставила прилично места между собой и Джейсоном. Пистолет
я сунула под подушку, поставив его на предохранитель. И — дополнительная
предосторожность — поскольку я спала с теми, кто пистолетами не пользуется, в
камере не было патрона.
— Честно, Анита, можешь придвинуться ближе, я буду
прилично себя вести.
— Знаю.
— И не потому, что это не понравилось бы Жан-Клоду и
Ричарду.
— Ричард уже со мной не встречается, Джейсон. Он уже не
мой. — Даже от этих слов мороз пробежал по коже и засосало под ложечкой.
— Может, он так говорит, но если он узнает, что я
пытался что-нибудь предпринять, что-нибудь серьезное, он меня заставит об этом
пожалеть.
— Почему?
— Пусть он с тобой не встречается, но я готов
прозакладывать любимую часть тела, что он не потерпит, если ты будешь
встречаться с любым другим вервольфом. То, что он не может тобой обладать, еще
не значит, что он тебя не хочет.
Я смотрела на него, обняв покрытые простыней колени:
— Когда это ты стал таким умным?
— У меня бывают просветления.
— Что да, то да. — Я не смогла сдержать улыбки.
Мы еще оба улыбались, когда Натэниел вышел из ванной.
— Натэниел, выключи свет.
Он выполнил мою просьбу, и чернота стала полной. Свет
управлялся от таймера, и через несколько часов должен был постепенно
включиться. Но до тех пор темнота будет настолько плотной, будто кто-то пролил
чернила. Обычно темнота меня не беспокоила, но сейчас вызвала приступ
клаустрофобии, будто меня зажала чья-то большая черная ладонь. Рядом с кроватью
стоял Натэниел — я его чувствовала.
— Пожалуйста, включи свет в ванной и оставь дверь
открытой.
Он вернулся и сделал, как я попросила. Одна из приятных черт
Натэниела — он не спорит с приказами. Когда-то это меня раздражало, сейчас я
иногда на это рассчитывала.
Он оставил щелку в двери, так что косая полоска света падала
оттуда и ложилась рядом с кроватью.
Натэниел приподнял простыню и залез в кровать, не говоря ни
слова. Но это значило, что я должна подвинуться к Джейсону. Нащупав пистолет, я
передвинула его вместе с подушкой. Но Натэниел меня не теснил, и между нами
всеми оставалось еще достаточно места. Не столько, сколько мне хотелось бы, но
все же. Я даже могла перевернуться сбоку набок, никого не задев. Конечно, не
так просторно, как я сплю дома. Натэниел и остальные леопарды дома
сворачиваются в большие клубки. Последние полгода я по большей части спала
среди них. К сожалению, дошло до того, что я, когда спала одна, чувствовала
себя одиноко.
Натэниел машинально перевернулся набок, повернувшись ко мне
спиной, ожидая, когда я сокращу между нами дистанцию. Он уже убрал волосы на
одну сторону, как убирают с дороги одеяло, оставив голой гладкую шею. Я полежала
секунду-другую, потом подумала: да и черт с ним. И придвинулась к нему,
прижалась к гладкой теплоте его тела, обняв его рукой за талию. Он был на пару
дюймов выше меня, как раз настолько, что я, чуть сдвинувшись вниз, могла
уткнуться лицом к нему в спину, в ямку между лопатками. Так мы отходили ко сну
уже довольно давно.
— Вот теперь я чувствую себя лишним, — сказал
Джейсон.
Я вздохнула, чуть крепче прижав к себе Натэниела.
— Ты обещаешь ничего не пытаться?
— Обещаю быть хорошим.
— Это не то, о чем я спрашивала.
