— Нет, — сказала я, едва пропихнув это слово в
перехваченное спазмом горло, но смогла повторить: — Нет.
Он подступил ко мне, прижав скользкую твердость к моей руке.
Он пытался распрямить мои пальцы, держащие полотенце, но я держалась, как
утопающий за соломинку.
— Тронь меня, Анита, возьми в ладони.
— Нет.
— Я знаю, что тебе хочется. Я это чую. — Он водил
надо мной головой, вдохи и выдохи ощущались на мокрой коже. — Я
чувствую. — Он снова провел ладонями по моим голым рукам, по плечам, ниже,
к грудям, но остановился, не дойдя до них. — Я ощущаю на вкус.
Он медленно лизнул меня в щеку. Я задрожала и хотела
отступить, но будто примерзла к месту. Не могла двинуться.
Я обрела голос — слабый, трясущийся, но свой. Руками я
вцепилась в собственное тело, потому что знала: стоит мне до него дотронуться —
и быть беде.
— Я так не делаю, Мика. Ты — чужой мне, а я с чужими
этого не делаю.
— Мы не можем быть чужими. Я — твой Нимир-Радж, ты —
моя Нимир-Ра. Я не чужой тебе.
Он целовал меня уже в шею, нежно покусывая, и у меня
подогнулись колени. Он вернулся опять к губам, и когда он поцеловал меня, я
ощутила вкус мыла на его коже. Тело его, прижатое к моему, настолько близко,
что если я открою ладонь, я могу его схватить, ошеломляло. Я поняла, что это
больше, чем секс. Я хотела снова пить от него, но не зубами на этот раз, а
телом, хотела впивать его энергию через кожу, прижатую к нему. Хотела этого до
невозможности.
Его руки скользнули на мои груди, покрывая их мылом, они
стали скользкими, а соски уже тугими и твердыми. Мои руки охватили его талию,
давлением тела удерживая полотенце на месте. Мика шевелился, и грудь его так
скользко, так гладко терлась о мою...
Он стал отступать, не выпуская меня из кольца своих рук,
ведя нас обоих снова к воде. Я повела руками по скользкой твердости его спины,
ниже, до опасного ниже. Будто я хотела каждым дюймом себя прижаться к нему,
обернуться его телом, как простыней, и пить, впивать порами кожи.
Я открыла связь с Жан-Клодом, и оказалось, что он сидит и
ждет, терпеливо ждет. Я позвала на помощь, и издали услышала в голове его
голос:
— Единственное, что я могу, ma petite,это
контролировать собственные аппетиты, а свои ты должна контролировать сама.
— Что со мной происходит?
Пока я спрашивала, Мика отодвинулся на долю дюйма, и
полотенце соскользнуло вниз. Он быстро придвинулся вновь, он прижимался к моему
паху, к животу, и это было настолько дежа-вю, что я тихо застонала.
Жан-Клод поднял глаза, и я знала, что он видит, что
происходит с Микой, что мысленно Он ощущает, будто это его руки скользят по
намыленной глади. Моя ладонь обернулась вокруг тугой твердости Мики. Он
полуприпал ко мне, и я его ласкала, и знала, что это не я хотела его тронуть,
это Жан-Клод хотел знать, каково оно на ощупь. Он отпрянул от меня настолько,
что я смогла убрать руку, но дело было сделано. Мика тянул меня под воду,
теперь как никогда уверенный, что я скажу да.
Голос Жан-Клода у меня в голове:
— Ты можешь питаться его похотью, но цена за это та,
что ты будешь до смерти желать этой похоти, этого секса. Это обоюдоострый меч —
быть инкубом. Лезвие меча, по которому я ходил столетиями.
— Помоги!
— Не могу. Ты сама должна с этим справиться. Либо ты
покоришь это себе, либо оно тебя покорит. Ты видела, что было только что, когда
я вмешался. Поскольку я запретил себе питаться телом — я знал, что ты этого не
одобришь, и потому не стал. А оказаться в твоем теле, когда ты его трогаешь,
когда ты пьешь его силу — это будет конец мне. Я жажду тебя сильнее, чем ты
когда-либо жаждала мужчину, что сейчас в твоих объятиях. Я хотел взять твое
тело единственным способом, который был мне доступен. Питаться от секса, а не
от жилы. Но я знал, что это напугает тебя сильнее крови.
Мика повернул меня к стене, положил мои руки на кафель,
прижавшись ко мне сзади. Голос Жан-Клода тихо звучал, еще интимнее, чем
прикосновения Мики:
— Я не знал, что ты переймешь у меня этого демона, ma
petite,и ничем не могу тебя убедить, что не знал. Я это знаю. Я жду здесь, пока
ты кончишь бороться с демоном, каков бы ни был исход борьбы.
И он закрылся от меня, спрятался, чтобы не чувствовать, что
происходит, чтобы оставить меня наедине с моим выбором, если я еще способна
выбирать.
Я обнаружила, что голос у меня все-таки есть.
— Мика, не надо, пожалуйста, не надо!
Он лизнул меня сзади в шею, и я затрепетала, прижатая к мокрой
стене.
— Мика, не надо, я без контрацептивов. —
Наконец-то ясная мысль.
Он чуть прикусил мне шею сзади.
— Я уже два года как снял у себя эти проблемы. Со мной
безопасно, Анита.
— Мика, не надо, пожалуйста!
Он прикусил сильнее, чуть-чуть только не пустив кровь, и
тело мое обмякло и успокоилось. Будто он перебросил выключатель, о котором я не
знала. И когда он вдавился ко мне внутрь, он был скользкий, и я каким-то
образом знала, что, пока я отвлеклась на Жан-Клода, он облил себя еще мылом,
чтобы войти гладко и легко.
Он прижал меня к стене и входил, вскальзывал, дюйм за тугим
дюймом. Дело не в том, что он был такой же длинный, как и широкий — нет, такой
широкий, что даже с мылом он входил в меня на грани боли.
Он вталкивался, пока не вошел почти весь, и дошел до упора.
И тогда он начал выходить — медленно, о, как медленно! И снова внутрь,
медленно, все еще проталкиваясь, раздвигая, освобождая себе место. Я стояла,
прижатая к стене, пассивная, недвижная. Это было совсем на меня не похоже. Я во
время секса шевелюсь. Но мне не хотелось шевелиться, не хотелось
останавливаться, и не было мыслей, было только ощущение его — внутрь и наружу.
Я уже была не такая тугая, и мыло сменилось моей собственной влагой, и он стал
двигаться плавнее — внутрь и наружу. Он был нежный, но такой большой, что даже
нежность казалась огромной силой. Он дошел до дна моего тела. Размер у него был
такой, что можно испугаться, но когда я сообразила, что мне не больно, на самом
деле — чудесно, та часть моей психики, где еще жил здравый рассудок, мысли о
мерах безопасности, успокоилась и замолчала. Весь контроль был отброшен. Мне не
нужен был секс — он только средство достижения цели. Я хотела пить силу. Я
хотела есть его похоть, пить его жар, купаться в его энергии. От этой мысли я
тихо застонала.
Мика оперся на стену, тело его полностью прижало меня, и он
начал искать ритм, так же нежно, но быстрее. Он был очень осторожен со мной, а
я не хотела осторожности.
— Сильнее, — произнес голос, не до конца похожий
на мой.
— Больно будет, если сильнее, — выдохнул он сквозь
стиснутые зубы.
— Попробуй.
